— То есть доверившуюся тебе неопытную сабу и любовницу ты оставил без защиты после какого-то её пустячного каприза, правильно я понимаю? — повторяет Алекс, переставая глядеть на собеседника. Мараться не хочется даже глазами.
У тишины бывают разные вкусы. И вообще, она редко бывает абсолютной, всегда есть какие-то шорохи, звуки дальних шагов, тиканье часов…
У тишины, что сейчас повисла между Алексом и Шубиным, привкус взаимного раздражения, приглушенных, но все еще уверенных опасений, и недовольного сопения.
Люди вообще редко любят, когда им правду о них самих рассказывают.
— Она ушла сама, — Петр Алексеевич все-таки находится с враньем, — ушла, хлопнула дверью, ошейник вышвырнула в помойку. Из квартиры, что я для неё снимал — съехала. Тряпки, которые для неё покупал — на клочья порезала. Цацки — отправила курьером, под роспись. Я решил — выкаблучивается, так выкаблучивается.
— И оставил её без защиты, зная о мамаше-психопатке?
— Это был её выбор!
— Сколько времени она на тебя потратила? — Шубин аж вздрагивает от такой постановки вопроса.
— В смысле?
— Сколько своего драгоценного времени она потратила на тебя, удод, — мрачно повторяет Алекс. Был бы этот персонаж умным — не заставлял бы повторять. Но ладно. Значит, огребет еще и за отсутствие мозгов.
— Сколько я с ней спал? — Шубин перефразирует вопрос в лестной для себя формулировке. — Полтора года.
— Полтора года, — Алекс кивает, получая еще один факт в свою копилочку, — полтора года девочка слушала твою лапшу, ложилась с тобой в постель, надевала для тебя ошейник и разрешала себя содержать.
— Разрешала? — Шубин ядовито кривится, мол, разве это не в её интересах было.
— Разрешала, — снова повторяет Алекс, ставя еще один плюсик в графе “степень жестокости грядущего наказания”, — ты и сам понимаешь это. Она была с тобой не ради бабла твоего. И не ради лапши. Поэтому ты до сих пор на её видео дрочишь. Потому что она настоящая была. Ты не понимаешь, что упустил, но гнилой своей паскудной натурой чуешь.
— А тебе-то что? — агрессивно вскидывается враг. Палится еще сильнее.
— Я не люблю, когда мне врут, Петр Алексеевич, — Алекс скучающе покачивает головой, — а врать мне так нагло — вообще опасно для жизни. Света ушла от тебя не из-за того, что ты отказался везти её на острова. И не мамаша её отправила в больницу с кучей переломов и ушибов. Их было слишком много.