Сделав еще глоток виски и бросив взгляд на грязных индусов,
барон Милтон решил проверить себя: так ли все изменилось и есть ли
в нем еще хоть немного того прежнего Майкла. Того доброго Майкла,
относительно благопристойного, дрожащего при соприкосновении с
грязными реальностями Уайтчепеле. Намеренно не сводя глаз с
длинноволосого индуса, Майкл представил, что будет, если он, выйдя
из бара, услышит за спиной шаги этих двоих. Ведь уже вечерело, а с
темнотой в этом жутком районе, наверное, даже Чикуту не везде
рискнет прогуливаться один. Что будет, если эти два индуса нагонят
его и скажут что-то вроде: «Эй, ты, хуйло, выворачивай карманы!».
Ответ пришел простым и твердым: он, Майкл Милтон, достанет
трофейный «Karakurt» и выстрелит им под ноги или кому-нибудь в
морду. Да, пистолет может не спасти в такой ситуации и тогда Майкла
убьют, но, как ни странно, барона Милтона это не пугало. Неведомым
образом будущее перестало беспокоить его. Когда он начинал думать,
что будет с ним, то вместо прежних трепетных картин, наполненных
под завязку страхом, Майкл видел лишь холодную пустоту. Иногда
серый туман, через который этим утром они с Чику шли сегодня в
сторону Эссекс-роуд. Быть может этот туман проник в Майкла,
вытесняя остатки его прежней души.
Майкл налил себе еще рюмку и утвердился: все-таки права была его
прежняя подруга Кэтрин Джефф. Лондон ломает людей. Вот ее этот
город сломал почти в прямом смысле – миссис Джеф убили где-то
недалеко от их колледжа. Какие-то подонки изнасиловали ее средь
бела дня в сквере, сломали ребра и дважды ткнули ножом. Она умерла
в больнице. А ведь Майкл ее любил. Теперь в его сердце больше нет
любви. Быть может в нем даже не осталось графини Елецкой. От этой
мысли к горлу подступил горький ком. Он запил его тремя глотками
виски, торопливо смывая в себе то, что было остатками его прежней
души. Затем встал, едва не опрокинув стул и чувствуя себя в меру
пьяным. В этот момент на ум пришла ему мысль снова проверить себя.
Проверить, как это он делал, переходя Эссекс-роуд, или как сделал
это с Пижоном, подавляя в себе страхи, находя то, что граф Елецкий
называл «стержнем».
Он нащупал рукоять «Каракурта», огляделся. В зале было немного
людей: только эти два индуса, какой-то толстяк, заставивший свой
стол бокалами с пивом. Еще кампания из трех парней и ярко
накрашенной девицы за угловым столиком.