– Шкура ты, товарищ Елдышев, – сказал горячий Вася. – Ух, гад! Вот кого стрелять надо…
И Вася пошел к двери.
– Погоди, – Иван цепко ухватил его за плечо. – Не петушись… Никита Точилин часто приходит за мукой, дядь Степан?
– В неделю раз… Понемногу берет.
– Придет – дай! Прими, как принимал. И гляди, Степан Матвеич… Судьба твоя на волоске.
Елдышев почувствовал, как доверчиво ослабло под рукой плечо Васи.
И было это неделю назад. А теперь старик Точилин требовал попа – собороваться.
– Помрешь и так, – жестко сказал Иван. – Или здесь помрешь, или хлеб отдашь, лютый старик. Контрреволюционную агитацию я тебе разводить не дам.
– Зови, Никишку, – глухо сказал тогда Точилин.
Иван привел Никиту, прикрыл за ним дверь каталажки – пусть теперь отец с сыном посовещаются наедине. На хлеб, что спрятан у Лазарева, они не покажут, думал Иван. Для них он надежно спрятан; никому и в голову не придет искать у Лазаревых. Есть и еще причины, чтобы не указывать им на Лазаревых. Лучше вырыть еще одну яму с хлебом, чем вырыть яму себе, лишившись поддержки в Заголяевке. Точилины – каралатские политики, усмехнулся Иван, на том и срежутся.
– Хватит, граждане, – он открыл дверь. – Не на сходку собрались. Что решили?
– Пойдем, – сказал Никита Точилин, – получишь хлеб, чтоб ты им подавился!
– Разжую как-нибудь, у меня зубы крепкие.
Во дворе у младшего сына старика двенадцать Точилиных подошли к широченному крыльцу, ухватились за края дубовых плах, крякнули, приподняли и понесли крыльцо в сторону. Открылся низкий деревянный сруб, запечатанный круглой плашкой, – лаз в тайник.
– Теперь, дед, – сказал Иван старику, – можешь помирать на здоровье.
– Я ране твою смертушку увижу, Ванька, – ответил Точилин. – Увижу и помру спокойно.
– Не будет, дед, нам спокойной смерти, – сказал Иван. – Хлеб твой, что спрятан у Лазарева, мы нашли. Где ж тут помереть тебе спокойно? А мне, думаешь, легко будет помереть, зная, что весь твой выводок цел? Ради спокойной смерти нам с тобой надо было еще при царе поторопиться… Ты что, сдурел?
Старик дико, по-заячьи вереща, тянулся дрожащей лапкой к горлу Ивана.