Михалыч не спорил тогда: придется уехать. Зато теперь сил нет никаких – увидеть бы матушку, друзей. Но прежде всего – деревню. Навестить Городище и, может быть, всё же подправить надпись на плите у Потомственного гражданина.
Кожемякин вздрогнул от шороха. Перед ним стоял шеф. Сирень на лице сгустилась, зацвела кустистыми лопухами.
– Опять медитируешь?!
Глаза у генерал-лейтенанта вспыхнули и погасли.
Кожемякин поднялся из-за стола, замер столбом. Он даже не думал оправдываться.
– Значит так, полковник! Берешь отпуск – и отправляйся! – Генерал шмыгал носом. – Чтобы сегодня же тебя не было в столице! Развел, понимаешь, антимонии… Но учти, что потом тебя ждёт командировка, так что извини.
Начальник развернулся и шагнул к выходу, у двери остановился.
– Не забудь мобильник – ты можешь понадобиться!
В тот же день, ближе к вечеру, Михалыч сидел в купе скорого поезда на Казанском вокзале. Впереди его ждали чуть не два месяца свободного времени. Можно было улететь самолётом, но летать самолётами он не любил: из иллюминатора, кроме облаков, ничего не видно – ни Уральских гор, ни Омских степей, ни Томских елей и пихт.
Добравшись в поселок и едва поговорив с матерью, Михалыч автобусом отчалил в деревню – там поджидал его Физик, однокашник, с ним иногда удавалось поговорить по телефону. Под горой, у реки, стояла двухместная палатка. Но встреча с товарищем как-то не заладилась сразу, Физик о чём-то молчал, на расспросы не реагировал. На предложение Кожемякина – подправить надписи у почётного гражданина – он ничего не сказал, так что пришлось Михалычу тащиться в гору одному. Он поднялся на косогор и возле церкви остановился. Две чёрных плиты лежали на розовом основании: почётный гражданин упокоился здесь с супругой – на косогоре, именуемом Городищем, хотя, кроме церкви и двух этих плит, ничего в этом месте не было.
Надписи на плитах едва читались. Устранить этот недостаток не трудно – надо лишь баночку бронзовой краски, тонкую кисть и тряпку для устранения клякс.
Кожемякин опустился на колени, взялся за кисть. Потомственный почётный гражданин никем ему не приходился; плиты имели жалкий вид: углы побиты, на полированной поверхности – корявая надпись: «Поп», нацарапанная, как видно, гвоздём. В стороне, на косогоре, стоял теперь размашистый крест из тонкого кругляка, укреплённый камнями по низу. Камни, между прочим, были уложены на цементный раствор. Михалыч, поднимаясь из-под горы, на одном из камней заметил следы полировки, из чего следовало, что обломки, возможно, были перед этим чьей-то могильной плитой. Плиту могли притащить с кладбища и здесь сломать – лишь бы укрепить основание креста. Еще одна плита – тонкая – стояла теперь у церкви, подпирая входную дверь.