Врет. Не нужно быть психологом, чтобы понять это. Но кто я такой, чтобы лезть к ней в душу?
Я задаю ей еще несколько нейтральных вопросов, но ее будто подменили: отвечает односложно, с трудом выжимая из себя слова. Эта формальная беседа неожиданно сводит меня с ума. Так хочется взять Леру за плечи, встряхнуть, проникнуть под ее безупречный фасад и найти там правду.
Что с ней происходит? Такая живая и жизнерадостная в лагере, но всякий раз, когда уезжает в город, возвращается или в слезах или в состоянии, которое я бы описал близким к отчаянию.
И появлению моему она, теперь уже очевидно, не рада. И вести со мной светскую беседу не намерена. Осознав это, я как-то быстро перехожу от состояния легкой эйфории к чувству дискомфорта, а следом – к ощущению вины. Хотя последнее вообще глупость, потому что я не сделал ничего такого, отчего должен чувствовать себя виноватым перед Александровой.
Я почти готов попытаться и выяснить, кто или что так сильно беспокоит ее, но в этот момент появляется официант с напитками и салатами, и я проглатываю готовый сорваться с языка вопрос.
Едим мы в напряженном молчании. Я больше не пытаюсь разговорить ее, она сама словно ушла в себя – вяло ковыряет салат в тарелке и смотрит куда угодно, но только не на меня.
Что, черт возьми, было в этом смс, которое так ее расстроило?
- Ты ведь в лагерь возвращаешься? – уточняю я, попросив счет.
- Да.
Я удовлетворенно киваю. Возможно, в машине она будет разговорчивее.
- Подвезешь? – вдруг спрашивает она тихо. – Если ты конечно… Если у тебя нет других планов в городе.
- Разумеется, – отвечаю я, посылая ей недоумевающий взгляд.
Она что, всерьёз думала, что я могу встать, попрощаться и уехать, оставив ее поздним вечером одну в городе?
Когда официант приносит кожаную книжку, я кладу на нее ладонь, не позволяя Лере даже взглянуть на чек.
- Я сама за себя заплачу, – вполне искренне протестует она.
- Глупости не говори, – осаждаю я этот порыв.
Я, конечно, не миллионер, но платить за ужин в моей компании девушка никогда не будет.
- Ты не должен… И вообще…
- Не должен и вообще, – подтверждаю я с усмешкой. – Но я все же это сделаю.
Лера очевидно смущается. Крутит в тонких пальцах лямку рюкзака и как-то тяжело дышит – волнуется. Но почему?
К машине мы возвращаемся в тишине. Сгущаются сумерки. Наш пусть проходит мимо Лунопарка, усыпанного огнями.