Но потом он вернулся. А затем
он показал мне свой мир. Мир астрала, где жил он и такие же как он.
А также своих врагов, хозяев химер, что высасывали силу из астрала,
уничтожая миры, один за другим.
В моих руках все также хрипела
химера, спина горела болью, рассеченная ударами хвоста этой твари,
но мне было плевать. Я уже вовсю улыбался ностальгическим
воспоминаниям о Пламенном Вороне, который тогда ещё был шаловливым
воронёнком, и о своей силе. Силе одного из величайших эфиромантов,
наводящей ужас на моих врагов.
В ушах раздался крик Ворона.
Здравствуй мой друг. Да, тебя и не может здесь быть, ведь мир в
котором ты жил уничтожен, мой и твой мир, а здесь тебя быть не
может.
Крик раздался снова,
недовольный, нервный. Я все помню, друг, ещё помню твой крик. Помню
все твои интонации, недовольство, радость, презрение. Я сохраню
память о тебе и в следующей жизни. Если она конечно
будет.
Наверное я слышу его, потому
что это мои последние минуты в этом мире. Возможно меня снова ждет
перерождение. Я надеюсь на это, надеюсь, что смогу снова убивать
проклятых химер и тех, кто их создаёт.
— КХА-А-АР. — Вдруг явственно
прозвучало в ушах.
Что?
Меня будто окатило холодной
водой. Я мгновенно вернулся в сознание и первым делом почувствовал
вонь горелой плоти. Плоти химеры!
Мой взгляд метнулся на мои
руки,
Они пылали. Я весь горел!
Буквально, физически.
А на моем плече снова
раздалось такое знакомое и радостное:
— КХА-А-АР!
***
Голова жутко раскалывалась. На
миг мне показалось, что всё тело горит огнём, настоящим, а не
астральным. Но нет. Это только показалось.
Я лежал на чём-то мягком. С
трудом открыв глаза, я понял, что нахожусь в лазарете. Помнится я
бывал здесь в шестнадцать лет, когда мне стало плохо из-за едких
алхимических паров, которыми надышался в лаборатории
матери.
Я тогда пробрался один в
лабораторию, чтобы попробовать пробудить дар, однако тогда ничего
так и не получилось. По незнанию реалий этого мира и некоторых его
особенностей только надышался ядовитых паров и потерял
сознание.
— Проснулись, молодой человек?
— с доброй улыбкой на лице произнёс старик, сидевший возле моей
койки. — Если чувствуете боль, это хорошо. Значит вы всё ещё живы.
Боль вообще прерогатива живых.
Я пытался вспомнить имя этого
целителя, но в голове творился хаос. Обрывки воспоминаний о прошлой
битве никак не хотели складываться в единый пазл. Я лишь помню, как
мой старый друг откликнулся на зов, а затем словно
пустота.