В этот момент, наравне с
будущим, меня коснулось и прошлое. А ведь я уже забыл, когда
последний раз ко мне так обращались.
«Ваше сиятельство».
Да, моё княжение вернулось ко
мне сложным и тернистым путём, но всё же вернулось. Естественно,
что для остальных я так и останусь молодым Алексеем Бринером и
продолжу путь под его личиной. Но мне и этого будет достаточно —
время для всеобщей правды ещё не пришло. Если вообще когда-нибудь
придёт: для правды всегда либо ещё рано, либо уже
поздно.
Ещё около часа я и генерал
Чекалин обсуждали более подробные планы действий, порой спорили,
порой даже повышали голоса, но в итоге находили приемлемые
варианты.
Напоследок Чекалин крепко
пожал мне руку и проводил до самой двери.
Уже у выхода он тихо сказал —
так, чтобы услышал только я:
— Заверши то, что ты начал так
давно, Коэд-Дин. Но, возможно, ничего не стоило менять и никого не
стоило спасать. Знания о будущем — великое зло. Мы не знаем, чем
это обернётся.
Когда я наконец вышел из
кабинета, Жан Николаевич повёл меня в другой корпус.
По пустым коридорам мы
отправились напрямую в Восточную часть «Золотого гнезда» — туда,
где обучались пророки.
— Феофан уже ждёт, Ваше
сиятельство, — веско произнёс секретарь, давая понять, что он в
курсе возвращения моего княжеского статуса.
Скорее всего, мой рейтинг
теперь был выше, чем у него.
Мы вошли в корпус не через
общую дверь, а через потайной коридор, чтобы ученики-пророки
случайно меня не увидели. И вот мы наконец дошли до нужного
кабинета, но не успел я войти, как дверь распахнулась.
— Коэд-Дин! — Из кабинета
выскочил Феофан. — Ну наконец-то!
Чёрт возьми, он без обиняков
назвал меня Коэд-Дином. Значит, всё-таки знал, кто я такой. Причём,
уже давно.
Мальчишка крепко обнял меня,
после чего похлопал себя по ремню из коллекции «Умного снаряжения
Бринеров».
— Всё здесь, — отчитался он,
уже собираясь открыть ячейку кармана на ремне, но я завёл его
обратно в кабинет.
Вместе с нами вошёл и Жан
Николаевич. На этот раз это входило в его компетенции, потому что
именно на нём лежала задача обеспечить сохранность и защиту головы
Волота.
И вот наконец, когда Феофан
снял с себя ремень с карманами, нам всем предстал тот самый
«десерт».
Ячейка ремня раскрылась, и
выбросила содержимое.
Отрубленная голова Волота
выкатилась на журнальный стол, стукнулась о телефонный аппарат, и я
сразу прижал её ладонью. Мерзкое это было ощущение. Ладонь легла
прямо на когда-то живую макушку Волота. Хотя если вдуматься, то она
и сейчас была жива. Голова выглядела совершенно нормальной: ни
гнили, ни запаха, ни трупного окоченения. Живая кровь хозяина
циркулировала внутри, а глаза были закрыты и, казалось, вот-вот
откроются, а рот заговорит.