А он, похоже, слаб в английском.
Недавний иммигрант или живет безвылазно в какой-нибудь «Маленькой
Италии», Бенсонхерсте или на Плезант авеню, где все вокруг говорят
на родном сицилийском диалекте.
Дверь закрылась, я похныкал еще
немного, пока шаги не удалились.
Так, еще раз план действий.
Он всовывал голову вот сюда, значит,
нужно встать чуть правее, где выщербленый кирпич…
Напрягши все силы, я взгромоздил
ящик на вершину пирамиды и влез сам. Н-да, не очень удобно, лучше
бы под правую руку, но туда открывается дверь и нет размаха.
Придется так.
Я наклонился и выудил снизу пустую
бутылку, с которой несколько раз медленно прорепетировал
предстоящий удар слегка обалдев оттого, что левая рука работала
ничуть не хуже правой.
Должно получится, не может не
получится! Слез, размялся, разогнал кровь, залез обратно с тяжелой
бутылкой, в которой плескалась малоприятная жижа.
Ну, пан или пропал…
— А-а-а-а! Помогите! А-а-а-а! — я
голосил от всей души и был весьма убедителен.
— Stronzo! — проревело за дверью,
она распахнулась и в щель влезла башка громилы: — Coglione
piccolo!
И я со всей силы, добавив вес
тщедушного тела, обрушил стеклянную дубину на голову здоровяка.
Он всхрюкнул, провалился громадной
тушей в открытую щель, подвернул ногу на приступке и со всей дури
грянулся об пол так, что вокруг вспухли фонтанчики пыли, а крысы
метнулись прочь.
Я соскочил с ящиков и в два прыжка
оказался у выхода. Комната, еще одна — и вот я на крыльце! Кругом
темень, только звезды и луна, зато вкусный свежий воздух прямо-таки
рвал мне легкие и требовал заорать «Свобода!»
Хрена там — сзади раздались тяжелые
шаги и ругательства.
Ух, как я рванул!
Изо всех сил этого небольшого тела,
аж камешки полетели из-под ног. Даже не глядел, куда мчался, тут
что налево, что направо — темнота и неизвестность.
За спиной громко ругался Розарио, и
топали его башмаки…
В девяностые из дома исчезли почти
все ценные вещи, за исключением библиотеки. Мама и папа собирали ее
всю жизнь и наотрез отказались продавать, когда разбогатевший
сослуживец предложил выкупить ее за приличные деньги.
— Он же не читает, просто поставит
за стекло, корешками хвастаться, — объяснил отец.
Я тогда впервые обратил внимание,
как состарились родители — сероватые лица, морщины, поблекшие
волосы, а ведь им не было и сорока. На следующий день, полный
решимости, я сказал товарищам, что собираюсь потрошить свалку при
радиотехнической войсковой части, где служил отец — там, по моим
сведениям, должны быть детали с драгметаллами. Отправились втроем —
я, Мишка и Юрка.