.
Да, редакция не подкачала. Даже мне хочется прочитать статью, но,
боюсь, она станет последней в моей жизни.
Глаза непроизвольно начинают слезиться, в носу неприятный жар и
мокрая теплота. Спокойствие. Подумаешь, пара-тройка невзрачных
статеек в узкопрофильных СМИ.
Набираю в поисковике "Александра Лаврова" и в ту же
секунду жалею о содеянном. Новостная лента пестрит ссылками с моей
фамилией и это не одно, не два, а десятки изданий. Да, нельзя не
признать, я – звезда! Вот только не о такой славе я мечтала.
Зарываюсь в подушку и безутешно плачу.
Мне понадобилось несколько часов, чтобы мало-мальски привести
себя в порядок и спрятать последствия слёз. Бегу в офис. Уже
одиннадцатый час, и я припозднилась. Рисую на лице спокойствие и
выдержку. В душе теплится мизерная, безумная надежда, что я приеду
в офис, в кабинет войдет Эрик, крепко прижмет к себе и утешит
добрым словом. Скажет что-то типа "Ну что ты, Сашенька, с кем
не бывает! Прорвемся", а я позволю себе непрофессионально
порыдать на его плече.
Однажды такое уже бывало, когда я спустила неприличную сумму
денег на мегаакцию по стимулированию сбыта. Я уверовала, что
активность станет венцом продвижения Life-трекера и войдет в анналы
истории. Мне хватило наглости затребовать у Эрика дополнительный
бюджет, объясняя, как важно не упустить момент. А потом случился
грандиозный провал – первый в моей карьере. Акция не дала ничего,
кроме восьмизначных убытков. Увидев катастрофические цифры, на меня
напала истерика прямо на рабочем месте. В тот момент Эрик спас меня
и мою уверенность. Подошел, обнял своими сильными руками и долго
успокаивал, как маленькую, объясняя, что это всего лишь деньги –
сегодня проигрываем, завтра выигрываем, а побеждать всегда
невозможно. Я разрыдалась еще сильнее. Тогда утешитель напомнил,
каких крутых результатов я к тому времени достигла. Сказал, что
безоговорочно верит в меня. Пообещал, что отрицательный опыт
сделает меня сильнее. После чего я доплакивала на его плече по
другой причине – что у меня нет и, наверное, никогда не будет
такого необыкновенного мужчины. Я содрогалась от боли из-за того,
что на Эрика у меня нет никаких прав. Что он тут, рядом, и в то же
время совершенно мне недоступен.
Вот и сейчас я наивно верю в хорошее.
Пробегаю мимо коллег. Знаю, что они уже знают. Всё знают.
Игнорирую их сочувственно-любопытные взгляды. Каждому приветственно
киваю и, не останавливаясь, добираюсь до кабинета. Через минуту без
стука раскрывается дверь и на порог врывается Маша. Деловитым шагом
пробирается к моему рабочему месту и плюхается на стул напротив, а
потом крепко-крепко меня обнимает.