Но тоже раскаленное, тоже выжигающее изнутри.
Что-то не так.
Что-то абсолютно не так!
Я очень слаба. Непозволительно слаба, когда должна быть сильной.
По моим щекам бегут слезы.
Настоящие соленые слезы – и я точно ощущаю этот привкус.
— Ваше Величество!
— Би!
Меня прошивает навылет.
Он здесь. Мой дракон здесь.
— Изабелла, борись, - голос все еще далекий, но более разборчивый, чем раньше. Более ясный, чем все остальные звуки. – Борись, Би. Через боль, через слабость. Ты сильная, ты справишься!
«Говори! Не молчи!» - кричу ему куда-то туда и отмахиваюсь от теней вокруг себя, но не слышу собственного голоса.
Мне кажется или он держит меня за руку?
Не знаю, не уверена.
Силы тают с каждой секундой. Мгновение тут, кажется, совсем не равно мгновению там, в мире, откуда меня зовет Анвиль. Но я борюсь, борюсь, как могу.
Мне кажется, иногда я снова откатываюсь обратно и перестаю слышать его голос. Какие-либо голоса вообще.
— Иди ко мне. Иди на голос. Сосредоточься на нем.
И я стараюсь сделать именно так. Стараюсь выбросить из головы все сомнения и страхи, все глупые предположения. Тянусь к нему, как росток из-под земли тянется к поверхности, потому что так заложено его природой. Потому что иначе и быть не может.
— Еще немного. У тебя получается.
Я изо всех сил верю, что ему там виднее, потому что здесь, в своем коконе, чувствую себя вконец обессиленной и почти сдавшейся.
Как же невыносимо тяжело.
Каждое движение – как будто по битому стеклу. А здесь, вокруг меня, одно бескрайнее море битого стекла.
Нужно идти. Нужно бороться. Потому что когда сдаются врачи - наступает только тьма и смерть.
Снова вкус слез на щеках. Уже чуть более соленый.
— Еще немного. Би. Иди ко мне.
Собственный крик взрывает барабанные перепонки и оглушает. Но это не та глухота, какая преследовала меня все это время. Это звенящая глухота, наполненная звуками.
— У тебя получилось! – совсем близко, у самого уха.
И чувствую, как крепкие, не терпящие сопротивления руки прижимают меня к себя.
Я реву. Реву с таким упоением, какого не было никогда. Как будто сто лет не ревела и теперь получила индульгенцию на право хоть уреветься.
И не хочу сопротивляться, даже если бы и могла.
— Милорд, у вас получилось, - слышу восхищенный шепот в стороне.
— Не могло не получиться, - отвечает он, но смотрит ровно на меня.