Новости спорта… Вот это помню –
отныне российским спортсменам надлежит выступать на Олимпиаде без
национального флага. Спорт – вне политики! Спорт объединяет людей
по всему миру! Впрочем, мне-то что? Вот я реально вне политики,
просто жалко спортсменов, которых лицемерные твари из-за бугра
принялись щемить, и дальше эта тенденция только усилится. Спортсмен
всю жизнь кладет на то, чтобы оказаться на заветной Олимпиаде, ему
вообще ситуация в мире до одного места, а потом раз – и тебе
нельзя. Обидно.
Дверь комнаты за моей спиной
открылась, и чисто по звуку я определил, что прибыла бабушка
Кинглинг. Вытащив меня из-за компа, она порывисто меня обняла,
сунула мне в рот кусочек обещанного яблочного торта – маленький,
чисто подкрепить заботу, но не перебить аппетит – и гордо
продемонстрировала вопиюще-красные трусы:
- Наденешь завтра, они точно принесут
тебе удачу!
Положив трусы на кровать, она
пошуршала стареньким, выцветшим пакетом и вынула оттуда другие
обновки:
- И майку красную купила, и носки –
обязательно надень завтра под школьную форму. А это – шампунь в
красной бутылке, дорогой, Joop называется, помойся им утром. Сейчас
тебе много кушать нельзя… - оставив покупки на кровати, она взяла
меня за руку и потащила в коридор. - …Поэтому только бульон из
восьми петухов, со вчерашнего дня томится, - напомнила уже
слышанное.
На кухню мы не пошли, а направились
на улицу, в сад, где уже собралась вся семья. Упомянутые «младшей»
близняшкой свинина и яблоки здесь нашлись, равно как и кастрюлька с
бульоном. Конечно же рис, некоторое количество слив и груш, тарелка
с огурцами и помидорами – нарезаны, подсолены, хочется очень, но
доктор Шен не велел – и чайник. Стол – самодельный, из обшарпанных
досок, а скатерть на него постелить пожалели. Не осуждаю – это
впитавшее годы дождей, соусов и чайных капель убожество защищать
нет смысла. А еще на его фоне весьма приличный наряд бабушки
Кинглинг, подкрепленный горделивой осанкой, смотрится весьма
контрастно.
Рассадка Ванов натолкнула на
некоторые мысли: бабушка Кинглин (память напомнила, что вся деревня
эту городскую и зазнавшуюся даму саркастично называет «Госпожой», а
она этим самозабвенно гордится), позволяя сидеть во главе стола Ван
Дэю – грустный такой, смотрит на меня очень обиженным взглядом –
сама располагается по правую руку от него. По левую сижу я. На
противоположном краю, под забором, сидит прадед, напротив него
сейчас свободное место мамы-Айминь (занята остатками приготовления
стола), дальше – близняшки, а в самом темном месте, под сливой,
располагается глухонемая бабушка Джи Жуй. Ни во что ее «Госпожа» не
ставит, презирая всей душой.