Художественная немощь импрессионизма
Из воспоминаний Коровина: «Поворачивая по Мещанской улице от церкви Троицы на Капельках, мы шли переулком. Длинные заборы, за заборами темные сады. Фонарщик, похожий на крадущегося вора, с маленькой лестницей за спиной, подошел к уличному фонарю и, приставив к нему лестницу, влез. Открыл фонарь и зажег фитиль масляного фонаря. Фонарь осветил темный деревянный забор, ветви бузины и пожелтелые березки за забором. Я остановился. – Смотри, – говорю я, – как красиво, какая интимность, как приветливо светит фонарь, – таинственная печаль в этом уходящем заборе, какая тайна… Вот что бы я хотел писать. Найти это чувство, это настроение… – Что тут хорошего? – сказал мой товарищ. – Странно. Да и написать нельзя огонь. Да это глушь какая-то, пустыня, забор, мокрый тротуар, лужи, бузина. Гадость. Да ты это нарочно говоришь? – Нет, – ответил я, – нет… не нарочно. И подумал: „Или он ничего не понимает, или я какой-то совсем другой…“ – А что же тебе нравится? – спросил я, идя вдоль забора. – Как – что? Многие картины мне нравятся. Ну, „Фрина“ Семирадского, „Русалки“ Маковского… Не знаю, отчего вдруг мне стало как-то одиноко».
Этот отрывок можно сравнить с бунинской «веревочкой» (из «Жизни Арсеньева»): «На Московской я заходил в извозчичью чайную, сидел в ее говоре, тесноте и парном тепле, смотрел на мясистые, алые лица, на рыжие бороды, на ржавый шелушащийся поднос, на котором стояли передо мной два белых чайника с мокрыми веревочками, привязанными к их крышечкам и ручкам… Наблюдение народного быта? Ошибаетесь – только вот этого подноса, этой мокрой веревочки!»
Чистый декаданс. Отчетливо выражено, что у импрессионизма нет глубин, только поверхностное, мимолетное «впечатление». Можно написать фонарь или костер в ночи и на этом успокоиться, удовлетворив своё зрение и нервы игрой света и тьмы.
А можно включить этот образ в более т лагере перед Бородинской битвой или туристическая ночевка (жанровая сценка) и т. д.