– А то и говорю: основная масса всё одно в носорогов переродилась. Девяносто девять процентов.
– Ромашка не такая. Она всегда красивая и грациозная будет.
– Ну-ну… Так и я говорю: единороги-то самые грациозные лошади были… Вот такая загадка природы. А шерстистые носороги вообще вымерли. Да и обычных носорогов уже мало осталось. А вот бегемоты, наоборот, процветают…
Попрощались мы с лосихой, отошли немного, и я говорю Ромашке:
– Ты бабушку не слушай. Она наверняка всю жизнь о красивых рогах мечтала, вот и завидует. Пойдём лучше к твоему Прживалику сходим. Может, он что-нибудь посоветует.
Ромашка аж вся передёрнулась.
– Ой, Коля, только Прживалика, пожалуйста, сюда не впутывай! – взмолилась она. – С рогом он меня точно бросит! Или подумает, что я свихнулась!
Я растерялся.
– Ладно-ладно, успокойся, – озадаченно проговорил я. – Ты права, ни к чему ему пока знать. Пусть это будет для него приятным сюрпризом…
Через некоторое время Ромашка пожаловалась, что её каждую ночь кошмары мучают.
– То бегемоты, то носороги снятся, – плакала она. – Вчера снилось, что я за бегемота замуж вышла. Жили мы с ним в гадком болоте с крокодилами. Их там кишмя кишит. У них такие страшные глаза! Этот бегемот сначала надо мной издевался, говорил, что у меня жиру мало, что я до безобразия тощая и длинноногая, а потом сказал, что я ему надоела, что он ошибся, женившись на мне, и скормил меня крокодилам! – и Ромашка вовсе разрыдалась.
Я в замешательстве молчал.
– Они на меня как бешеные набросились, – чуть успокоившись, продолжила Ромашка. – Такие страшные зубы! Я проснулась просто в ужасе! Потом долго боялась уснуть. Вот… А сегодня носороги снились. У них вопче какое-то многожёнство практикуется. Сам-то муж мне неплохой попался, добрый, а носорожихи страшно издевались надо мной. Называли меня тощей и костлявой, обзывали ходячей анорексичкой и длинноногой клячей. Каждая норовила меня рогом зацепить. А потом… потом они так подстроили… увели куда-то мужа… и вдруг на меня львы напали. Я побежала от них, а там… ещё один в засаде был…
Ромашка сотрясалась в неистовых рыданиях, и по крупу её била крупная дрожь. Я успокаивал как мог, гладил лапой копыто, ласковые слова говорил, хотя у меня у самого ком к горлу подступил.
– Ничего, Ромашенька, ничего, – скулил я, – вот появится у тебя рог, и плохие сны сразу отстанут.