— Надо ж, наверное, в милицию заявить. Это ж преступление, —
задумчиво произнесла Кузьминична.
— Ещё чего! Заявить! И так позору не оберёшься. Иди уже к себе
домой.
Таня вытолкала из дома соседку, швырнула халатом в скрючившуюся
возле двери Юлю и ушла в комнату, заливать горе. Там ждал её
плюгавый невысокий мужичонка. Последний сожитель. С ним Таня уже
целый год прожила. Он был безобидный и тихий алкаш. Ему Юлю даже
жалко немножко стало, но все-таки, если с другой стороны
посмотреть, этим было грех не воспользоваться.
— Таня, я тебе говорил, — зашипел он, когда женщина вошла в
комнату и подошла к скудно накрытому столу, главным атрибутом
которого была бутылка. — Говорил тебе, дочь твоя бесполезная. Три
месяца, как отучилась и все работу не может найти. Сколько еще она
будет на нашей шее сидеть?
Мужик не громко шипел, но Юля различила все, от слова до слова.
Разогнулась выскочила из двери. Татьяна слышала, как заскрипела на
ржавых петлях входная дверь, но не дернулась, не побежала за
дочерью. Расстроилась она. Надежды на то, что Юлька воспользуется
своей внешностью, удачно выйдет замуж и будет маму деньгами
снабжать не оправдывались.
Юля вышла во двор, заваленной каким-то хламом, сломанной
мебелью. Сейчас все это, припорошенное первым снежком, выглядело
даже празднично, светло. Только сруб черного закопченного строения,
служившего баней, по-прежнему был также темн. Туда Юля направилась,
в холод и темноту. Баня была не топлена несколько дней, а
электричества в ней отродясь не бывало. Девушка вошла, разделась в
темноте, зная на ощупь здесь каждую дощечку. Нашла жестяной ковшик,
пробила им тонкую корочку льда на воде, в огромном ржавом баке,
зачерпнула полный ковш, собираясь облиться, смыть с себя ощущение
чужих прикосновений, чужой запах. Подняла ковш над головой и не
раздумывая вылила на себя. Дыхание прихватило, Юлю «заколбасило» от
холода, все тело ходило ходуном. Последняя ледяная капля капнула с
ковша на плечо. Девушка отбросила ковшик в сторону, понимая, что
легче ей не стало.
Что теперь делать? Как жить? В этом доме она больше не нужна.
Про Антона даже думать страшно. Она так хранила себя, так мечтала о
свадьбе, еще днем была счастлива, а что теперь?
Юля подняла с пола отброшенный в сторону шерстяной костюм.
Натянула его на мокрое, трясущееся тело и вернулась в дом, неся в
руках единственный ботинок. Вернулась босиком. Заползла на свою
кровать с грязными ногами, укрывшись одеялом с головой. Лежала и
тряслась не в силах согреться. К ней подошла мать.