А Сорокопуту достаточно легкой
заминки.
Сорокопут напрягся. Решающий
момент.
Раз… два… три!..
Окно распахнулось прямо в воздухе. За
спиной светлого духа. Тот сразу почувствовал. Сразу развернулся,
потянулся к поясу… но чуть медленнее, чем нужно.
Страшная ручища смяла череп, как
гнилую дыню.
Теперь самое важное. Не дать ему
вернуться к небесному престолу. Ангелы очень к нему привязаны, а
сейчас погибло лишь временное телесное воплощение.
Захватить… не выпускать. Иначе через
пару минут тут все будет кишеть этими ублюдками.
Но это было уже рутиной. Сорокопут
делал такое миллион раз.
Готово. Теперь… надо понять, что
случилось.
Сорокопут медленно двинулся по тому,
во что превратилось его королевство. Разрушенные залы. Гниющие
лозы. Души исчезли все до единой, но кое-где лежат трупы.
Далеко не все его экспонаты сбежали
живыми. Многие умерли, едва сойдя с шипов.
Ну что ж, по крайней мере, они станут
удобрением для новой поросли.
Как это произошло? Что здесь
произошло? Сорокопут постоянно об этом думал.
Ясно одно – кто-то из пленников
пробудился, сумел освободиться и освободил других.
Такого раньше не случалось. Система
была надежна. От Сорокопута еще никогда никто не сбегал. Те
немногие, кому удавалось проснуться, не могли слезть с шипов – они
просто страдали, пока не приходил Сорокопут и не облегчал их муки,
снова погрузив в сон.
Сбежать было невозможно без внешней
помощи. Но и она была невозможна! Сорокопут изолировал анклав очень
надежно.
И все же… это произошло. Кто-то сумел
лишить Сорокопута всего, сумел разрушить его жизнь, превратить в
полное ничтожество.
Месть. Сорокопута охватила жажда
мести. Чувство, сурдитам несвойственное, но у всякого есть
предел.
Однако кому мстить? Слугам демиурга?
Он не сможет. Да и не было там конкретных лиц, хотя все наверняка
началось с Адрахиила.
Может, именно Адрахиил первым и
освободился?
Сорокопут как раз дошел до его зала.
Вот здесь он висел, величественный и прекрасный. Повелитель Терний
поиграл пальцами в воздухе, дернул за невидимые струны… ох, как все
разрушено, в каком всё упадке. Анклав почти не слышит хозяина,
живые лозы остались только в ядре. Все остальное безжалостно
сожгли.
Но воздух и стены все еще хранят
эманации пленников.
Он прислушался – и до него донеслись
голоса. Те, что звучали тут полтора года назад, что принадлежали
очаровательным цветам. В воздухе замерцал слабый призрак, отпечаток
Адрахиила, и раздался чуть слышный голос: