– М-м-м, – промычал я, приглаживая рукой искусственные вихри. У волос по этому поводу было своё мнение – они не хотели поддаваться. Матрёшка огорчённо вздохнула.
– Ну касиво же, папа!
Я вздрогнул. Не привык я к этому слову. И привыкать не собираюсь, пока не выясню, что к чему. Кстати, этим тоже нужно бы заняться.
– Купаться! – сказал ребёнок и посмотрел на меня строго. Я понял, что отвертеться в этот раз не получится.
– Ну, давай попробуем, – пробормотал, понимая, что оттягивать неизбежное вечно нельзя. Надо бы няню нанять, что ли… Пока выяснится, что к чему.
Купаться оказалось несложно. Достаточно было набрать ванную и усадить в неё Матрёшку. Дальше как-то веселее дело пошло. Мы уронили мыло на дно, долго искали, ржали в два голоса – неожиданно я понял, что это весело. А может, у Машки смех заразительный – как знать.
Потом я совершенно случайно вылил слишком много геля. Пены было – целые сугробы. В общем, я весь мокрый, ванная комната залита водой, зато Машке всё понравилось.
– Теперь моя очередь купаться, – заявил я, когда было покончено с вытиранием и одеванием. – Сиди здесь и никуда не выходи! – приказал строго, но душа всё же была не на месте.
Судя по всему, я вчера слишком переоценил Машкино молчание и покорность. Сегодня она выглядела несколько иначе – освоилась и стреляла глазами по сторонам с превеликим удовольствием, а на мордашке так и читалось желание всё попробовать в моей квартире «на зуб».
Никогда в жизни я не принимал душ настолько экстремально быстро. Это напомнило мне армию, когда надо успеть одеться за сорок пять секунд. А мне предстояло раздеться, вымыться и снова натянуть на себя чистые вещи.
В секунды я не вложился, конечно, но потратил на всё про всё буквально несколько минут.
Естественно, из моей комнаты Матрёшка сбежала. Я нашёл её в большой комнате, где она упоённо хозяйничала за столом, который должен был стать атрибутом вчерашнего романтического вечера.
– Со стола надо убиать! – заявила девчонка, и мне как-то нечем ей возразить. То ли убирать, то ли убивать… Сейчас именно это и делал ребёнок – составил все тарелки горкой. Ещё немного – и посуда упадёт. Это вам не Пизанская башня, что падает уже восемьсот лет и ещё столько же простоит.
Еда, по правде сказать, уже выглядела неаппетитно, но взрослый здоровый мужик вроде меня вполне мог кое-что разогреть и съесть. Я чувствовал такой голод, что и неразогретое бы умял с удовольствием. Кое-кто, между прочим, не ужинал…