То, что мать явилась по навету моей дорогой невесты – видно и без бифокальных очков. Приблизительно представляю, что она наплела.
Мать моя, мягко говоря, Марину недолюбливала. Если совсем честно, то, на мой взгляд, ей ни одна девушка хороша не будет. Она в любой, даже самой идеальной, обязательно найдёт изъян и будет ковырять до тех пор, пока какая-нибудь незначительная мелочь не превратится в катастрофу всемирного масштаба.
Мать свято верила, что она а) бессмертна; б) слишком молода; в) ещё не готова к внукам. Она без конца проедала мне плешь из-за Марины, награждала её всевозможными нелестными эпитетами, прыгала на меня, что я слишком молод, чтобы жениться, а тут вдруг перешла «на сторону света». То есть из двух зол выбрала то, что, по её разумению, выглядело не так опасно. Для неё, в первую очередь.
– Значит так, – произнёс я зловеще. – Первое: никто никуда отсюда не уходит. За исключением тебя, дорогая моя мамочка. Ты, безусловно, свободна, как ветер. Второе: я сам буду решать, куда выгонять невесту и что делать со своей дочерью. Никто не имеет права мне указывать, а тем более, распоряжаться. Нравится тебе, мама, или нет, Маша – моя дочь. Не хочется тебе быть бабушкой – никто не неволит.
Мать судорожно сглотнула. Затем повнимательнее вгляделась в Матрёшку.
– Ну, глаза вроде как наши, – произнесла она неуверенно, а затем приободрилась. – Ну и ладно. Сдалась нам эта Маринка. Я всегда говорила, что она кукла крашеная, недостойная быть с тобой рядом. Манекен неживой. Глиста в скафандре по самую макушку. Молчу, молчу, молчу! – сделала маман жест, словно закрывала рот на замок. Затем снова зыркнула на Матрёшку. Та втянула голову в шею и ответно сверкнула глазами. – Наши глазки! – выдала мать торжественно, словно стояла в ЗАГСе и брачевала влюблённых.
Я её знал назубок: это не примирило мать с действительностью. Это её пока не касалось, как и тётку, что заключает акт гражданского состояния. Можно прокукарекать, а дальше пусть солнце не встаёт. Она, видимо, надеялась, что всё само собой рассосётся.
– Стыдно, сынок, родную мать из дома выгонять! – выдала она, натянув маску оскорблённой невинности. – Я, между прочим, о тебе беспокоюсь, а ты…
Далее её монолог захлебнулся под моим красноречивым взглядом.
– Я ещё вернусь! – пообещала она и гордо прошествовала вон.