Глава третья. Новгородская дружина
Лета 6421 (913), г. Киев
Отшумели святки Великого Яра. Опустела недавно столь шумная и праздничная Перунова гора. Только два неразлучных содруга – волхвы Могун и Велесдар, отдавшие много сил тому, чтобы праздник был для люда киевского не просто весельем, но и наполнен силой и смыслом, устало расположились на уложенных тут и там по склону горы стёсанных сверху колодах, весьма удобных для сидения и раздумий у священного места.
– Ну вот, закончились Ярилины святки, теперь большая часть кудесников киевских потянутся в леса на свои заимки, а нам с тобой, брат Велесдар, остаётся служение волховское в Киеве нести, – задумчиво молвил Могун, глядя в кострище неугасимого пламени. Его сотоварищ по волховской стезе молчал, размышляя о чём-то. Потом заговорил, и в его голосе чуткий собеседник уловил некую виноватость.
– Прости, брат, только и я в это лето решил податься из Киева, у леса и неба мудрости попросить, что-то тут в суете подрастерял я её, да и людям не только в Киеве волховской совет да лечёба нужны. Поставлю шалаш, мне на лето другого жилища и не надо, а по осени возвернусь. Прости, что на рамена твои всю тяжесть взваливаю, только надо мне наедине с богами побыть…
Могун перевёл взор на собрата и легко прочёл в его очах истинную причину, отчего решил уйти на лето из Киева Велесдар.
– Что ж, надо, так надо. А за рамена мои не переживай, – повёл широкими плечами Верховный кудесник, – выдюжат.
В свои четыре с половиной десятка лет Могун по-прежнему обладал не только могучей статью и налитыми многолетними занятиями мышцами, но ещё и замечательным умением управлять ими, соединяя волю, тело и мысль в единое целое. Тому обучил его ещё волхв Хорыга, учитель и наставник, которого нагло убили нурманы Аскольда, захватившего в своё время власть в Киеве.
– Когда уходишь, и где решил обосноваться? – вопросил Могун.
– После Семикова дня, когда Семиярилу проводим. Мыслю в это лето далеко не ходить, а поискать пристанище в Берестянской пуще, – и глухомань знатная, и от Киева не так далеко, вдруг мне или тебе помощь какая понадобится, – и Велесдар поглядел на сотоварища с некой затаённой грустью.
Высокий сухощавый ободрит шёл по дороге, что вилась по краю обширного поля мимо Берестянской пущи. Омывшись чистой водой из холодного ключа, он шагал бодро и размашисто, прислушиваясь к щебету птах, воспевающих только что взошедшее солнце. Посох с дивно изогнутой рукоятью-корневищем, напоминающим голову быка, мерно отсчитывал шаги, лёгкий Стрибог приносил полевые запахи вперемешку с лесными, а верхушки деревьев о чём-то перешёптывались с ветром и промеж собой. Птичьи пересвисты, шелест листвы, мягкие переливы речушек и ручейков, кажется, воспринимали уже не просто очи, уши и кожа – все эти звуки, дуновения, запахи теперь беспрепятственно проходили сквозь волхва, настраивая его, как музыкальный инструмент, на этот общий вселенский лад. Неприятные помыслы и связанные с ними зажимы растворялись и уходили из тела, и оно, очищаясь, становилось, как молодая лоза, гибким и чутким к окружающему миру.