Бумага сминается, они вынимаем её за ребристые края и ставят рядом со стаканом. Получается странный такой ребристый сосуд бумажный. И они делают много таких сосудов, и младший брат всё время вопросительно смотрит на старшего.
В сильном возбуждении Сашка проснулся. Стало ясно, как сделать кастрюлю из куска толстой, плохо гнущейся жести!
Тут же раскочегарил посильнее нодью и бросил на неё донышко от бочки. Жесть надо нагреть докрасна, а потом дать медленно остыть, «отпустить», как говорят кузнецы.
Отпущенная жесть – мягкая и хорошо гнётся!
Пока крышка нагревалась, парень выбрал досочкой в песке небольшую ямку и подыскал обломок бревна для трамбовки.
Когда донышко остыло, он уложил его поверх ямки и стал бить сверху трамбовкой, пока жесть не вмялась в песок.
Так он стал обладетелем «корзины для бумаг» – кастрюлей! А ещё говорят, что нет вещих снов!
Ещё бы чего в эту кастрюлю положить!
Вполне довольный собой, улёгся на тёплые доски и засыпал ноги тёплым мохом – кр-р-расота!
Но заснуть не успел.
Из тумана возник бургомистр. Вразвалочку подошёл поближе и стал охотника рассматривать.
– Что, опять крови хочется? – Сашка кинул в птицу обгорелой палочкой. Но чайка лишь пригнулась, как боксёр на ринге, она не сочла нужным улететь.
Лук под рукой. До разбойника метра три-четыре. Стрела с гвоздиком вместо наконечника.
Чайку откинуло в сторону вверх лапами.
Ага!
Гарт вскочил, но бургомистр со стрелой в боку уже улепётывал к морю. Сейчас переберётся через барьер и уплывёт!
Догнал у самых льдин и свернул птице шею.
Весу в ней было килограмма два.
Но странно: голод, мучивший парня без малого трое суток, вдруг пропал. Лишь одышка непонятная появилась, пока догонял добычу. Да и не едят чаек, не слыхал никогда.
И никакой радости, что наконец-то есть еда, почему-то не было.
Сашка попытался ощипать птицу, как гуся или утку, но перо оказалось очень крепким, аж пальцы заболели.
Вспомнилось, что его сосед, Полукарпыч, летом обувается в «чуни» из шкуры гагары. И по дому в них ходит, и за водой на речку. Влаги эти самодельные калоши не пропускают, нога всегда сухая.
«Чайки, – те же гагары. Тоже всё время на воде или в воздухе. Должна и у них крепкая кожа быть, перо и пух непромокаемые».
Он отвязал нож с древка, снял шкуру с чайки, как с песца, чулком, и затолкал её под мох, на мерзлоту.