Нельзя жить без неба. Глаза сами вверх тянутся. За ними душа.
Небо – это вечное утро. Кто, глядя на небо, не вспомнил детство своё?
Далёкие предки Гарта, первые охотники, наверное, так думали:
«Вон там облака. За облаками – вечная синева.
А за синевой – тоже всё на крови?
На боли, на горечи стоит?»
Черныш уже без страха забрался под крышу и принялся с увлечением грызть кость. А Сашка почувствовал прилив силы в душе. Опять он хозяин. Опять есть у него домашнее животное, о котором надо заботиться и которое даст знать о приближении врага.
Кстати, о врагах: арбалет-то под дождём оставил!
Тетива на нём намокла и провисла: не выстрелить!
Вот разгильдяй, так разгильдяй! А если «босой» появится, опять в него головнями швырять?
Крайне недовольный собой, Гарт подсунул своё оружие поближе к струе дыма: часа через два-три опять будет в норме.
Тут закипел олений бульон в кастрюле, и охотник сел завтракать.
Не завтрак, а пир!
Есть хлеб. Лепёшка на соде.
«Вот ты, Черныш, утверждаешь, что самая вкуснятина – это толстый, жирный лемминг. А по мне, так ничего вкуснее горячего оленьего бульона с чёрствой лепёшкой!»
– Хочешь кусочек? – сказал Сашка Александросу с набитым ртом.
– Опять дразнишься? Ты лучше вспомни, какой ветер дул в те три дня пока ты болел.
– Три? На мой счёт – два.
– На мой – три. Ветер вспомнил?
– Как не вспомнить! Южак. И теплынь была, – оводы и трясогузки появились.
– Оводы нам ни к чему. Южак – это на полрумба круче к берегу волны ложатся, по-другому ил-песок намывают.
И размывают.
– Что-то не врублюсь… при чём тут «размывают»?
– Вот. А обижаешься, когда тебе на позднее зажигание указывают!
– Но-но, полегче! А тупице пальцем покажи!
– Ты на берег давно ходил?
– Вчера. Воду брал, в суп добавить.
– И ничего не заметил?
– Заметил. Лёд растаял.
– Глазастый, прям страсть… А подо льдом ты ничего не оставил?
– А-а-а! – кусок застрял у Сашки в горле. – Там кормилец мой!
– Я думаю, не мешало бы глянуть.
– Спасибо, Сашок, бегу!