я как-то заглянул на Каменный остров. Витте доживал лето на своей министерской даче. Я застал его садящимся на жирного коня. На нем была форма шефа пограничной стражи (сохраненная за ним): мундир с генеральскими погонами, рейтузы в обтяжку, ботфорты. В этой форме я его видел впервые. И впервые я видел его столь сияющим. Даже после первого назначения своего министром и после всех своих побед над супостатами вишневые глаза его так не сияли, а влажный ротик так не улыбался. Затянутый в форму, он казался располневшим. Неуклюжая фигура его и длинные «коровьи» ноги в маскарадном костюме были несколько смешны. Но всадник, видимо, наслаждался собой, и буцефал, слегка согнувшись под его тяжестью, был доволен. Собрав поводья и приняв позу, глядя на меня сверху вниз, он заговорил своим сиплым говорком:
– Ну что? Прав я был? Возмездие следует по пятам за каждым из нас… Я рад назначению Мирского… Мы – приятели… Но Мещерский сыграл двойную роль… И это ему не простится…
– В чем же?
– За Штюрмера хлопотал. А меня уверял… Ну, это прошлое… Я рад, что меня минула сия чаша. Мирского мне жаль. Он слишком порядочный человек. И не волевой… Разве такой нужен его величеству с камарильей? Увидите…
Он пришпорил коня.
7. Чаша
* * *
<…> Время после отставки кн<язя> Мирского и назначения Булыгина, когда наконец назрел вопрос о «реформе» и стряпалась булыгинская Дума, прошло для Витте оживленно. В эти дни он то вел переговоры с общественными деятелями, стремившимися в «Белый дом» в предчувствии его грядущей роли, то со всемогущим в ту пору Треповым. Отношения Витте с этим последним, весьма натянутые в пору влияния Безобразова, теперь стали тесными. Для Витте Трепов стал тем рупором в Царское Село, каким прежде были кн<язь> Мещерский и Оболенский. Не решаясь лично выступать с взглядами, которые бы противоречили его прежним взглядам (реакционным), Витте толкал в направлении к конституции недалекого в политическом смысле, но рыцарски преданного монарху Трепова.
Чтобы понять затруднительность положения Витте той эпохи, нужно вспомнить, что первым и едва ли не самым убедительным, после Победоносцева, глашатаем антиконституционного направления был он сам. По его заказу молодой профессор Демидовского лицея в Ярославле написал нашумевшую записку «о земстве»