Дневник он начал вести уже в поезде, во время длинного пути на Дальний Восток, в Маньчжурию. Эти записи, полные живой наблюдательности и сарказма, не лишены стилистического изящества. Вот первые дни пребывания на фронте.
Из дневника Г. Маннергейма
14 ноября. …Водка занимает – по крайней мере, в военных условиях – важное место. Ее пьют за едой совсем неразбавленную, точно воду, и в «самой развеселой» фанзе 2-го эскадрона многие офицеры ни одного вечера не ложатся спать, не будучи более или менее навеселе. Мой постоянный отказ от участия в этих для меня непривычных празднествах, возможно, привнес некоторую прохладность в отношения. Да и что с того? Ведь я замечаю, что группа участников помоложе явно хотела бы последовать моему примеру. Совершенно комичным кажется именно мне выступать в роли апостола трезвости, если только вспомнить мою жизнь, которая вмещала и «периоды Пульчинеллы», но годы и обстоятельства влияют на людские убеждения и меняют их. Ведь нынешняя война показывает достаточно ясно, что вопросом жизни нашей армии является создание для офицеров сферы интересов, имеющих отношение к требованиям профессии. Типичные для нашего офицерства невоздержанность и полное отсутствие заинтересованности – враги более опасные, чем японцы…
30 ноября. …Поодаль во дворе стоял обоз, который, конечно же, мог принадлежать только казакам или цыганскому табору, таким пестрым и беспорядочно нагруженным он выглядел. Кроме русских казенных и частных возов, там были китайские арбы и фудутунко[67]всевозможных видов: русские, забайкальские, монгольские и проч<ие> лошади, ослы и мулы и разных размеров и масти скот.
В общей штабной спальне – обширном зале с нарами вдоль двух стен – была сымпровизирована столовая. В конце длинного стола в удобном китайском кресле сидел генерал – мужчина средних лет с орлиным носом, короткой черной бородой и огненными темными глазами. На голове у него была черная тюбетейка, одет он был в длинную, плотно застегнутую спереди на крючки и обшитую тонкой овечьей кожей безрукавку из черного шелка и обут в войлочные сапоги с загнутыми носами. Он казался средневековым рыцарем среди своих воинов и наемников. Общество вокруг него было и в самом деле необычное. Два десятка офицеров, за исключением начальника штаба, выглядели довольно буйными типами, которых вполне можно вообразить на попойке в средневековом рыцарском замке, – такова была застольная компания генерала