Несколько пуговиц все же поддаются, но стоит мне опустить ладонь на твердую грудь, я чувствую, как все резко прекращается. Так же, как и началось. Ленкин отец тяжело дышит, несколько раз дергает кадыком и отрывает меня от себя.
Я ощущаю себя так, словно мне дали ненадолго подержать в руках, а потом забрали самую дорогую вещь на свете. Мелькнувшую было мысль остановиться я тут же отгоняю и по новой пытаюсь прильнуть к теплым и манящим губам. Однако хват на моих запястьях становится сильнее. Но я хочу, чтобы он продолжал меня целовать и делал все то, что делал с той блондинкой, из-за которой возвращался домой поздно ночью. Похоже, я говорю эти слова вслух, судя по тому, как сжимается челюсть Лениного отца.
— Кто наливал тебе выпивку? — зло требует он, встряхивая меня за плечи.
— Я же сказала... Всего лишь один мохито, — лепечу я, чувствуя, как внизу все пульсирует и горит, требуя продолжения.
Мне нравится испытывать такие ощущения, но этого мало. Я хочу больше. Прямо сейчас.
— Сона, — я непроизвольно жмурюсь от табуна мурашек, когда Ленин отец произносит мое имя своим низким грубоватым голосом. — В глаза мне смотри. Парень, который с тобой был? Он?
— Нет, — упрямо качаю головой. — Я сама. Совсем чуть-чуть пила. Всего один мохито, — повторяю, словно заведенная.
Надавив мне на плечи, он заставляет меня сесть на кровать и достает из кармана брюк телефон.
— Семен, тебе нужно ко мне подъехать, — отрывисто говорит в трубку. — У подруги дочери, похоже, отравление наркотой. Да, домой, куда же еще. Вопросы глупые не задавай. Ты врач, ты и определишь. Анализы сделаешь, капельницу поставишь, чтобы дрянь эту из нее вывести. Все, жду.
Убрав телефон, он поворачивается и, нахмурившись, изучает мое лицо. Горячая пульсация снова наполняет живот, и мне приходится обнять себя руками. Тело мелко трясет.
— Я ничего не употребляла… Всего лишь один коктейль… Никаких наркотиков...
— Сиди здесь, — перебивает Борис Александрович, а потом и вовсе выходит из комнаты, громко хлопнув дверью.
Несколько секунд я растерянно смотрю в стену, не понимая, что делать. Тело колотит все сильнее, начинают стучать даже зубы. С трудом оторвавшись от кровати, я медленно иду к двери. Кружится голова. У лестницы останавливаюсь и с удивлением обвожу глазами первый этаж. Почему так тихо? Либо музыка стихла, либо меня оглушило. Гости больше не танцуют и не веселятся, а, застыв, смотрят на Лениного отца.