– Ясно, – тряхнул чубом подъесаул (ну как было избавиться от такой красоты, пусть ты и живёшь давно в просвещённых Европах!). – Наши действия?
– Продолжаем в том же духе – сближаемся с нацистами, поддерживаем во всём их идеи. Дружим, заводим связи. Пока они кичатся своим будто бы арийским происхождением и на нас смотрят свысока, но настанет час, и им понадобятся союзники. Помощники понадобятся, потому что грызться с Россией ещё Бисмарк не советовал. Только никто тех рекомендаций не вспомнит, а когда придёт время, мы окажемся ко двору. Вот только…
Столобов шумно хлебнул из кружки и вопросительно уставился на патрона.
– Меня беспокоит Соболев, – закончил свою мысль Погоржельский. – Отмахнуться от него никак нельзя: родство, как ни крути, германское, связи, жена в партии. А популярность среди наших так просто сумасшедшая. Прямо знамя борьбы с большевизмом, честное слово! Да и с англичанами дружит, сволочь, а их тоже со счетов пока сбрасывать не стоит. Если элементарно перебить с ним горшки, отлучить от организации, много неприятностей доставить может. Но и его антинацистские высказывания вызывают неудовольствие в определённых кругах. Тех самых, где вращается Гесс и другие нужные нам люди. Мне уже намекнули – уймите, мол, своего офицера.
– Уймёшь его, пожалуй, как же! – перешёл на совершенно трезвый, серьёзный тон Столобов. – Мы ж с тобой Соболева ещё по Крыму помним, по Турции. Не человек – кремень. Или упрямый осёл, это как посмотреть. Но если что решил, ведь не сдвинешь же!..
– А нужно, Павел, сдвинуть, – зло проговорил председатель. – Иначе он нам всю обедню испортит.
– Про популярность, это ты, Всеволод Петрович, правильно сказал, – откликнулся подъесаул. – Многие его помнят, знают как честного офицера. И если договориться с Соболевым не удастся – а так оно, боюсь, и случится – то можно сделать из него мученика.
– Верно мыслишь, Павел. Если в жизни человек нам мешает, то пусть его смерть послужит общему делу. У тебя есть кто на примете?
– Есть один – Гавриил Анохин. Вот так, извольте – не Гаврила, ни тем более Гавря какой-нибудь, а Гавриил. Дрянь человечишка, пузырь мыльный. Но величает себя анархистом, последователем самого князя Петра Кропоткина. А нам ничего не мешает представить его агентом Коминтерна. Гавриил этот попал на крючок берлинской криминальной полиции, и так уж получилось, что я могу его с крючка этого снять. В обмен на услугу.