Или рукой коснется, что дозволено двоим
Наедине оставленным, но он был непреклонен,
Излишне сдержан или может просто сух?
Вовсе не робок, не труслив он и не скромен.
Еще неделя и сорвется белый пух
С рощи за домом, покрывая будто снегом
Сочную зелень разраставшейся травы
Душа и мучая, и дом станет ковчегом
На это время. Дни июня таковы.
-2-
-Дурные вести. – Отложил отец газету.
Маменька робко протянула ему чай,
Но не спросила о причине, а ждала молча ответа.
– Ты помнишь, Аннушка, Олега Ильича?
– Соседа нашего? – Она взяла баранку
И, отломив кусочек, положила в рот.
– Того что в юности женился на служанке?
– Не на служанке, душенька, на гувернантке.
– И?
– Так вот. Скончался давеча. Писали в некрологе.-
Перекрестилась трижды.
– Жаль, ведь молодой…
Царство небесное. Всем нам туда дорога. –
Отец кивнул согласно. Дальше чередой
Пошла беседа – снова книги, мысли.
Иван Петрович и отец пили ликер
Вишневый, все в политике и числах
И в их значении. Сосед в прошлом майор,
Отцу по нраву был, прошел войну, был ранен,
И для общения им тем нашлось с лихвой,
И эти темы обсуждались неустанно –
Одно и тоже каждый раз, что под листвой
Белой березы в парке, в кресле у камина
Или на ужине в кругу близких друзей,
Всегда спокойный, а отец цвета кармина,
В тон бороде. Жених, словно злодей,
Его изводит равнодушием ли? Силой
Ума не ведомо, но вот за разом раз
О чем поспорить они снова находили
И получали радость от того. Зеленых глаз
Его не видела она, но ощущала,
Сидя за вышивкой под деревом в тот день,
Себе подглядывать увы не запрещая
За его профилем, за тем как его тень,
Вторя хозяину стоит к солнцу спиною,
Столь же высокая и статная как он,
Рядом с отцовской полнотелою луною,
Склоненной словно отдает ему поклон.
Не спешен день, цветет тихонько вишня,
Чуть сладковатый запах расплескав,
И все внутри наполнено волнением не слышным
От предвкушения того, что не узнав
Жить невозможно так же как и раньше,
И ожидание приятнее вдвойне,
Чем само действо, и не знать что будет дальше,
И взгляд ловить в июньской топкой тишине.
-3-
Пух тополиный полетел немного раньше,
Сколь нежелателен был, столь же и силен,
Когда все бело к горизонту и чуть дальше,
И не пройти и шага без удушья. Только он –
Ее жених – бывал все так же в доме,
Но правда вечером, и как всегда верхом,
Так словно пух тревожил всех его лишь кроме,