– Не мамкай, я и так по дому всё делаю, – строго смотря на меня, заявляет она.
– Ты же сама просила не мешаться, – отвожу взгляд, чувствуя за свое бездействие иррациональный стыд.
Несмотря на мягкий характер, мама всегда знает, на какие точки давления нужно нажать, чтобы подтолкнуть меня к действиям. Не заставлять — а именно подтолкнуть. Следующий шаг всегда оставался за мной.
– Вырастила на свою голову лоботряску, – засунув в рот остатки печенья и переживая, возмущается она. – Шестнадцать лет уже, а помощи никакой.
Вздыхаю. Спорить дальше бесполезно. По опыту знаю, скажи я хоть ещё одно слово, могу нарваться и на что-то похлеще тех поручений, что уже получила. И без того придется снова пылесосить свой ковёр.
– Ладно, не забуду, – с досадой нажимаю кнопку паузы на маленьком плеере, пережившим уже немало бед, от выпадания из кармана в глубокий сугроб зимой до воровства одноклассницей под предлогом "ой, я перепутала, у меня такой же".
– Вот и славно, дорогая, – мама расплывается в улыбке. – Как я выгляжу, кстати?
После своего вопроса, она разводит руки в стороны и крутится вокруг своей оси, желая продемонстрировать мне как можно больше. Её наряд — платье спокойного темно-зеленого оттенка — красиво разлетается от движений мамы.
– У тебя тушь размазалась, – вылезая из-под пледа, указательный пальцем показываю на себе, где именно, и отворачиваюсь, дабы заправить постель.
– Вот гадство! – спохватывается мама и тут же оставляет меня одну в комнате, счастье в сторону ванной комнаты, где и располагался её мини-салон красоты.
– Не ругайся! – привычно бросаю ей вслед и улыбаюсь.
Вообще, с мамой у меня хорошие отношения. После того, как отец ушёл от нас, когда мне было одиннадцать, мы стали с ней не разлей вода. Лучшие подружки, советчицы, соучастницы — под каждую ситуацию можно подобрать свой подходящий термин. Не скажу, что нам было легко справляться со всеми трудностями, но мы смогли, и это главное.
За окном пасмурно, солнечные лучи уже давно были поглощены плотными серыми тучами, и где-то во дворе слышатся отдаленные крики вороньих стай, ещё не успевших улететь на юг. Каждый год они делают передышку между перелетами на опушках деревьев, рядком выстроившихся у нашей пятиэтажки, горланя во все клювы.
– Ты надолго уходишь? – спрашиваю, выходя за дверь и морщусь от яркого света, что был зажжен во всех комнатах нашей двушки, кроме моей.