Пара быстрых движений и голова становится лёгкой. Длинные локоны клочьями падают на кафельный пол, а я всматриваюсь в своё отражение, привыкая к новой себе. Более дерзкой и решительной.
Именно поэтому, когда вижу в отражении Никиту, что стоит в дверях ванной комнаты, даже не удивляюсь. Я успела заметить его еще там, на улице. Он прятался в тени деревьев, готовый сорваться с места в ту же секунду, когда Фёдоров перечет чёрту. Но Гена не сделал этого, поэтому Никите пришлось идти за мной самому. А я, не будь дурой, специально не захлопнула дверь, зная, что он обязательно поднимется за мной. Что будет злиться. И меня только заряжало это чувство предвкушения.
– Что ты натворила с собой, Лёля? – он смотрит прямо, но во взгляде читается неверие.
А я всматриваюсь в его внешний вид, как будто впервые. Тёмная футболка, джинсы, плохо лежащая причёска. Бурый след от засоса на шее.
Сразу становится ясно, почему он ни словом не обмолвился о Фёдорове. Кажется, кто-то думает, что мы сравняли счёт?
– Мне идёт? – неумело кокетничаю, проводя пальчиками по непривычно оголенной шее, которую раньше закрывали мои длинные волосы.
– Нет, – обрубает на корню моё рвение к флирту Никита. В его глазах лёд, челюсть сжата настолько, что желваки стали видны.
– А Кристине ты сказал иначе! – не могу удержаться от упрека, ведь тоже злюсь. Да, на Никиту. Да, за то, что он переспал с моей бывшей подругой. За то, что позволил ей оставить на своём теле следы их страсти.
К горлу подступает желчь, во рту сухо, как в пусты. А сердце… Оно уже давно всмятку.
Я сделала это для него. Изменила себя. Хотела стать более… привлекательной. Ведь так говорила Натали? Важно привлекать внимание.
Неужели, Никита не видит всех моих усилий?
– Эта дура мне никто, – припечатывает он, приближаясь. Аккуратно выхватывает ножницы из моих рук и заключает в крепкие объятия.
Обоняние тут же улавливает аромат свежести, сейчас искажённый сладким, даже приторным запахом духов, которые так любила подруга ещё со школы.
– Уходи, – шепчу, отстраняясь от него. И видя, как он удивлён, добиваю, стараясь сдержать рвущиеся наружу слезы. – Убирайся, Стрельников! Из моего дома. Из моей жизни. Отовсюду! Я не хочу тебя больше видеть…
– Я не уйду, – отказывается он, не двигаясь с места.
А я хочу ударить его. Расцарапать его невозмутимое лицо, так, чтобы тоже было видно. Оставить на нем след, который не скрыть ничему.