Но почему-то чувствую сейчас. В этой усмешке, в блеске, который определённо добавляет враждебному взгляду что-то ещё, тревожащее меня…
— В смысле, мне пофиг, — небрежно отзывается Макс.
Вздыхаю. Разговор получается совсем уж непродуктивным, но останавливаться на этом нельзя.
— И не будет никаких происшествий? — с нажимом спрашиваю, уже не беспокоясь о тактичности.
Гораздо важнее расставить точки и получить прямой ответ.
Конечно, Макс улавливает, о чём я. Сердце в груди неожиданно подскакивает, когда он поднимается с места и неторопливыми шагами сокращает расстояние между нами.
— Ты боишься меня, сестрёнка? — вкрадчиво спрашивает, остановившись почти совсем рядом.
Настолько, что меня невольно обволакивает его присутствием и никак не получается отвлечься от того, что Макс наполовину обнажён. Жар стремительно окутывает всё тело, но я старательно держусь.
— А должна? — облизнув пересохшие губы, осмеливаюсь уточнить.
Ведь нельзя уходить без ответа. Папе не стоит волноваться.
Макс криво ухмыляется моей настойчивости, но серьёзнеет.
— Да мне пофиг на эту тусовку. Согласился только ради отца. Там в основном будут те, кого я не звал, так что пойдёшь ты или нет, непринципиально. Лезть не буду. Ни в каком из смыслов, — всё это, включая и последнее недвусмысленное предложение, он говорит почти бесцветно. Вот только на тех самых заключительных словах провокационно окидывает меня взглядом с головы до ног.
От этого я почему-то не могу справиться с не к месту охватившим смущением. Неловко топчусь на месте, собираясь что-то ещё сказать, но в итоге решив, что не стоит. И даже неважно, почему уже второй раз за день взгляд Макса меня странно волнует.
— Хорошо, спасибо, — пытаюсь говорить в тон ему, без лишней дрожи в голосе. Тут же разворачиваюсь. — Спокойной ночи.
Ответа не слышу, да и не хочу. Мне гораздо важнее, что хоть какую-то уверенность в отсутствии происшествий завтра я получаю.
Можно было, конечно, так и сказать Максу, что у его отца рак в серьёзной стадии. Что нервничать в его состоянии противопоказано. Что хоть он и храбрится, занимаясь делами, бывают моменты, когда прикован к постели и не может совсем ничего. Именно поэтому я не поступаю в Москву и не работаю — чтобы всегда оставаться начеку и страховать. Он уже давно на таблетках и переживал несколько операций. От сиделок отказывается, всё хочет делать сам, но бывают моменты полной беспомощности.