Так заканчивалось лето.
3
Непрекращающийся шум. Я закрываю уши ладонями, зажимаю голову между колен. Всё равно слышу. Стены дрожат мелко, вибрируют. Может, от того, что невидимые насекомые прокладывают в них свои тайные ходы и снуют туда-сюда. И смотрят на меня. Я чувствую на себе взгляды. Когда я закрываю глаза, на меня накатывает странное ощущение – то ли тело моё расширяется и заполняет собой всё свободное пространство, то ли, наоборот, сама комната, скрипя лепниной и сминая ломкие обои, сжимается вокруг меня.
Шум в квартире нарастает. Всё находится в движении, не заметном глазу – стены, паркетные полы, стулья, шторы, даже ванна. Всё скрежещет, гудит, дрожью проходит через мой затылок. Вокруг меня жизнь – холодная и сухая, как извёстка на ощупь. Это уже не дыхание, теперь это больше похоже на пищеварение. Квартира пережёвывает и переваривает меня. И я этому рад.
Её больше нет. Теперь я один. Её соседка говорила мне что-то про несчастный случай, какая-то неисправная розетка… Какие-то глупости. Я не стал слушать дальше, я просто отпустил кнопку её звонка и спустился к себе. Как её могли увезти, в какой ещё морг? Нет, нет, этот дом ни за что бы её не отпустил. Просто он забрал её. Растворил её в себе.
В кладовке я нашёл молоток и гвозди. Взял с антресолей старые доски. Закрылся в спальне и заколотил двери изнутри. Мне нельзя уходить. Она где-то здесь, и только в этом адском шуме я могу расслышать её голос.
Я предлагал ей уехать вместе со мной. Я просил её бросить всё – эту жизнь, этот город, этот дом. И, конечно, бросить эту квартиру. Продать её невозможно, я был бы её вечным владельцем, но хотя бы не видеть её, кроме как в документах. Она говорила, что подумает. И с тоской оглядывалась вокруг, и видела старые стены вокруг себя – наверняка она видела много больше, чем мог разглядеть я. Чёрт его знает, что именно, но уже по одному её взгляду я понимал, что она никуда не уедет. Я обнимал её, словно пытаясь стать с ней одним целым. Но тут же под пальцами мне мерещилась ледяная, чуть влажная штукатурка. И я уже знал, что проклятый дом запустил в неё свои метастазы.
Теперь я сижу один в спальне. Мне нужно сосредоточиться. Я смотрю на свои скрюченные пальцы, потом убираю их от лица. Успокойся. В этом шуме мерещится многое – и шорох омерзительных тварей в стенах, и вой соседей, и плач моей жены, и могучее, старческое дыхание старого дома. Нужно лишь прислушаться. Ещё чуть-чуть – и я услышу её голос.