Фомин совершенно серьезно сказал:
– Галчонок, чья свадьба?
Жена, не дожидаясь продолжения его мысли, ответила:
– Наша… Общая.
– Но прежде всего свадьба его и ему в конечном итоге и решать. Да и, смею предположить, обговорено с невестой и ее семьей. Так что…
– Я поняла… А ты как там? Не шалишь?
– Не успел, Галчонок… Еще не осмотрелся…
– Вернее, не присмотрелся к потенциальной кандидатке, не так ли, дорогой мой муженек?
Фомин согласился.
– Возможно. Но, Галчонок, бабоньки с пляжа с интересом поглядывают в мою сторону.
Жена рассмеялась.
– Не преувеличивай и не разжигай во мне ревность. Попусту не трать силы.
– Понял. Обнимаю детей.
– А меня?
– Представь, что крепко-крепко целую. Пока. До следующего сеанса связи.
– Кстати, почему сам не звонишь?
– Так… всего три дня…
– Не успел соскучиться?
– Скучаю… И даже очень, но…
– Хорошо. Отдыхай и набирайся сил. У нас все в порядке и ни о чем не беспокойся.
Вечереет рано – единственная примета подкрадывающейся осени. Всего-то четверть седьмого, а солнце уже низко над горизонтом, из-за чего длинные тени, отбрасываемые строящимся корпусом будущего очередного санатория, полностью накрыли пляж и часть мелководья, но дальше, метрах в тридцати от берега море по-прежнему блестит на солнце, еле заметный ветерок гонит рябь.
Кое-кто стал покидать пляж. Похоже, это севастопольцы, для которых, как заметил Фомин, такая легкая прохлада не очень-то комфортна, но приезжим – хоть бы хны. Еще бы! Слева, ближе к кромке воды расположилась семья: муж, жена и двое детей, озорно беспрестанно бултыхающихся на мелководье и визжащих от наслаждения. По их репликам понял: из Норильска, где уже метели и минус десять. Еще чуть левее – пожилая пара, которая прилетела из Новосибирска, где морозы еще не наступили, но тоже не жарко.
Фомин встал, потянулся и вошел в воду, чтобы еще раз искупаться. Поплавав то кролем, то брасом, полежав на спине, подставив под лучи заходящего солнца мускулистый живот, нырнув несколько раз, вернулся на берег. Сменив в кабинке мокрые плавки на сухие трусы, надев разноцветные вызывающе кричащие шорты (купила жена, которая, между прочим, заявила, что в таких шортах он покорит всех баб), медленно направился к дому. Нет, ему не стало холодно. Ему стало голодно, будто за четыре часа пребывания на пляже разгрузил вагон с углем. Устал, но эта усталость была легкой, расслабляющей его тело и душу. Вышагивая и небрежно размахивая пластиковым пакетом, в котором были полотенца, пляжные шлёпки и книга, подумал: «Еще неделя и от Илюши Обломова не отличить – обленюсь». Он при этом блаженно улыбался и прохожие, наверное, принимали его за чудака.