В начале жизни школу помню я…
Мы там терпенье в классах проходили.
Там вёл меня сквозь холод бытия
Задумчивый учитель мой, Вергилий.
Второй учитель, господин Никто,
Не уважал многоречивых споров
И вёл меня, как через решето,
В заиндевевший сумрак коридоров.
Сам воздух, серый, чистый и стальной,
Учил нас строго, меря полной мерой.
Круги экзаменов, испуганные верой,
Послушно размыкались предо мной.
Манила темнота словесных чащ…
Казалось мне, что в жизни всё в порядке,
Что мир лежит, прохладен и манящ,
Как белизна нетронутой тетрадки.
Деревья в сером небе за окном
Ветвями знаки делали всё глуше,
И засыпали беспокойным сном
Порочные, живущие в них души.
И осень к нам обратной стороной
Оборотилась – пышно и нелепо,
И высилось над пошлостью земной
Стоическое северное небо.
Сбегая в небо, словно молоко,
Плыл колокольный звон в соседнем храме,
Но весело, безбожно и легко
Смеялся рыжий гравий под ногами.
И вечность рыжей, цвета кирпича,
Мне представлялась в дворике осеннем.
По серым стенам пролетали тени,
О чём-то вечном вкрадчиво шепча.
Начало жизни… Слёзы в уголке,
Тетради всмятку, порванные книжки
И кровь на отложном воротничке
Воспитанного, чистого мальчишки…
Моя любовь, моя Гиперборея —
Вкус крови на мальчишеских губах
И давний, дикий, дерзкий, детский страх —
Ушли в Ничто, как школьники, робея.
Иная жизнь, иной, неспешный быт,
Где ветер щебетал в деревьях тонко…
Я умер там – давно, ещё ребёнком,
И всё не смею смерть свою забыть.
Да, я уснул до сотворенья мира,
Вмёрз в эту осень, сырость, дождь и грусть,
В которой странно, холодно и мило,
И никогда, возможно, не проснусь.