Где-то рядом зазвучал приятный мужской баритон:
– Тебе две ложечки или одну?
Теперь внимание Стефании переместилось к боковым полкам. И здесь расположилась пара.
– Сколько сахара, Лидусик? – повторил баритон.
Ответа и во второй раз не последовало. Звон ложечки говорил о том, что сахар в стакан всё же был положен.
Этот звон… Его ни с чем не спутать: он уже в подсознании, причём неразделим с подстаканником. Да. Чай, подстаканник, поезд, путешествие – образ единый и неделимый. Неважно, что конкретно в эту минуту в стакане кофе. Без сомнения – кофе. Его запах и разбудил Стефанию.
Ребёнок лет двух бегал по коридору, наматывая необходимые для нормального развития метры. Удовлетворял потребность в движении. В отличие от тётей и дядей двенадцатого вагона, вынужденных вести ограниченный, почти неподвижный образ жизни: сидеть, лежать, есть, пить, ходить в туалет, изнывать от жары, выходить на редких станциях на улицу, сделать несколько глотков свежего воздуха. Хотя свежим его вряд ли назовёшь в июльскую тридцатиградусную жару. Но это всё-таки лучше, чем душный вагон без кондиционера.
Пятьдесят один человек… Они хотя бы знают, куда едут и сколько дней им быть в этом ограниченном пространстве. «А я еду туда, не знаю, куда. Встречу то, не знаю, что…» – проговаривала Стефания детскую прибаутку, натянув на голову простыню, чтобы не было слышно окружающим. Непроизвольно свернулась в комок. Не дай бог, ноги перекроют путь активизировавшимся в утренний час пассажирам.
На данный момент пространство под простынёй – её мир, который никому не мешает. «Здесь я могу петь. Не важно, что тихо, себе под нос. Здесь могу стать маленькой. Это очень просто – стоит поджать к животу колени – и ты уже не „верзила“, „каланча“, „переросток“, а маленькая хрупкая девочка, Дюймовочка из сказки, которую хочется взять в руки, любоваться, лелеять, согревать…»
На слове «согревать» Стефания высунулась из своего мирка, обвела взглядом окружающее пространство. Нашла то, что искала, – одеяло, лежащее на третьей полке. Одно движение – и её мир стал ещё надёжнее, ещё укромнее, ещё теплее. Единственное, – здесь было темно. Невольно нахлынули воспоминания прошедшей ночи…
Железнодорожный вокзал. Кассы дальнего следования. Любезный и одновременно уставший голос кассирши:
– Слушаю вас! Куда едем?