– Да ба! Что ж делать-то с таким?
– Разберемся.
Максим босиком выбежал на холодную от вечерней росы траву. Оленок дернулся в дедовых руках.
– Какой мокрый, – погладил Максим нос у дрожащего теленка.
– Ну, тихо, тихо… не пугай!
– Деда, а он теперь у нас будет жить?
– Посмотрим.
– А можно я с ним завтра погуляю? Я его на веревку привяжу, чтоб не убежал. Можно?
Дед молчал.
Вышла бабушка с трехлитровой банкой молока и суповыми тарелками.
Дед достал из сумки берестяной коробок. Он такие делал каждый раз в лесу и высыпал в тарелку чернику. Бабушка залила ягоды молоком и, усадив Максима на ступеньки, вынула из кармана ложку.
Меж ягод всплыли и засеменили ножками букашки. Максим усердно выбирал их и выбрасывал в траву. Раскусишь такого, и во рту долго будет стоять горький клоповый дух. От ягод в молоке потянулись синие завитки.
Черника лопалась на зубах, пахла мхом и дедушкиной махоркой. Дедушка ткнул оленка в тарелку с молоком, но тот наступил в нее копытцем и перевернул.
– Вот дурень! – выругался дед и взял его на руки. – Пойду во двор отнесу.
– Я с тобой, – Максим отставил тарелку и увязался за дедом, неустанно гладя мокрую шерсть дрожащего оленка.
– Деда, а он что замерз?
– Замерз.
В мошеннике было темно. Запаленная дедом керосинка совсем не светила, за ее черными жирными стеклами неуверенно разгорался, потрескивая, огонек. Бледный свет спугнул здоровую крысу, которая нехотя прошлась до угла и скрылась под источенной соломой.
Оленок прижался к дальней стене и, не сводя глаз с людей, потянулся к окну.
– Ну вот, на сене быстро отойдет. Согреется. А теперь спать.
Максиму не хотелось спать. Он лежал и думал об оленке и о лешем. А гул в небе становился все ближе. Белая тюль зашевелилась, сквозь открытую форточку было слышно, как кто-то постукивает в окно, шелестит.
Максим затаил дыхание и сильнее накрылся одеялом и сквозь маленькую щель смотрел в сторону окна, за которым шуршала ночь.
– Сдурел ты что ль, – зашипела бабушка, прикрыв дверь с матовым витражом, по которому тень ее, словно клякса, расплывалась причудливым узором.
– Да не видел я его по первой-то. А потом поздно.
– Додумался, и где ж она теперь?
– Да там в логу. Идти надо.
– Дождина-то собирается, куда теперь идти.
– До завтра и не останется ничего, либо сожрут, либо леший этот, будь ему неладная, найдет. Идейный больно.