Какие нервические эти поэты, обсуждали сёстры. Так взволноваться от обычной грозы…
***
Князь чистил яблоко для дочери, пока она, забравшись с ногами в кресло у камина, бубнила по книге греческие слова. Принц в другом кресле, склонившись, играл на телефоне в какую-то игру. Пламя пятнало лица подростков ярко-розовым и не дотягивалось до бледного, с правильными чертами, лица Танаса Крабата. Обведённые тенями глаза казались запавшими.
***
Утро трудно было назвать добрым. Сильно саднило лицо, так же сильно – и раздражающе – пахло увядающими розами. Лиза села в кровати, нашарила очки. Надела. Уставилась на корзину с огромным букетом и попыталась вспомнить, были ли цветы здесь и вчера тоже. Иногда, от волнения, она становилась ужасающе рассеянной. Лиза протянула руку, вытащила карточку из цветов. Никакой подписи, только каллиграфическая надпись: «Желаю выздоровления».
Никакой, никакой подписи.
Лиза закусила губу. По спине продёрнуло морозцем.
Девушка аккуратно положила карточку возле корзины, поправила больничную пижаму и пошла искать санузел, привести себя в порядок. Нашла даже душ, с наслаждением крутилась под ним двадцать минут.
Завтрак снова навевал мысли о детском саде. Принёсшая его молоденькая санитарка лукаво улыбалась, поглядывая на букет. Лиза попросила у неё ножницы и отстригла всем цветам головки; они попадали на тумбочку и пол. Вышло красиво и угрюмо, потому что корзина теперь щетинилась почти безлистыми стеблями как пиками.
Одежду принесли неожиданно постиранной и поглаженной, включая бельё. Лиза повеселела.
Врач сказал, что никакого сотрясения нет и она, кажется, потеряла сознание просто от страха, дверью её даже не тронуло.
– Простите, я намусорила… – сказала она санитарке.
– Ах, не страшно, я всё равно обязана после вас убрать палату. Вы знаете, вы очень хорошо говорите по-немецки! Скажите, а вы не хотели бы попробовать написать стихотворение на немецком?
– Ой, чтобы писать стихи, мало знать язык… Но я подумаю, конечно.
С телефоном в заднем кармане и зарядкой в руке Лиза вышла на уже знакомое крыльцо. Её накрыло острым чувством дежавю: на залитых солнцем ступеньках смиренно стоял шофёр от князя.
– Как, опять вы? – спросила фон Мореншильд. Шофёр поклонился. – Да мне сейчас домой не надо. Мне надо в магазин. Представьте себе, когда покупаешь дом, тебе не оставляют сервиза. Ни единой чашки! Я даже не знаю, за что хвататься, что покупать в первую очередь… Впрочем, нет, очевидно, начать надо с ножа.