На широком массивном крыльце меня ожидала толпа. Выходить из кареты не хотелось, да и я, собственно, не спешила. Когда лакей открыл дверцу, презрительно на него посмотрела, фыркнула и отвернулась. Еще чего. Операция «отделаться от жениха» началась! Получите стерву, зазнайку и ветреную особу в одном флаконе!
– Ваша милость, извольте… – хотел было настоять лакей в смешном белом парике с буклями по бокам и тоненькой косичкой сзади.
– Милость не изволит!
– Но… простите, как же…
– У меня, кажется, где-то здесь жених был. Вот, если не передумал жениться – пусть сам меня и встретит. А, ежели передумал, я неволить не стану. Развернусь и домой поеду.
Мужчина так и застыл, согнувшись к окну кареты.
– Любезный, вам дурно?
– Быть может, все же…
– Кучер, кучер! – никто не отвечал. – Марьяна, выйди, скажи кучеру, что нас здесь не ждут, и мы возвращаемся домой.
– Но как же не ждут, госпожа…
– Марьяна! – вскрикнула возмущенно.
– В чем здесь проблема? – послышался недовольный голос молодого герцога. Я растянула хищную улыбку, но затем, изобразив на лице выражение крайнего неудовольствия, вымолвила:
– Так-то вы встречаете невесту? Меня категорически не устраивает подобное отношение!
– Еще полдня назад вы, кажется, были монахиней…
– Мы, девушки, такие непостоянные, – я манерно закатила глазки и, резко распахнув веер, так неожиданно, что герцог даже вздрогнул, принялась им обмахиваться. – Душно здесь у вас. Ну, так что? Мне воротиться?
Тяжело вздохнув, герцог отодвинул лакея в сторону, открыл дверцу кареты и подал мне ладонь.
– Ваша милость, не изволите ли вы проследовать в наш дом?
Я приторно сладко улыбнулась и подала мужчине ладонь, которую тут же сжали сильные горячие пальцы. Дом огня пленных не берет – сразу в оборот! Это был не просто жест вежливости. Это был невербальный жест силы. Мужчина помог выбраться из кареты, соблюдая все правила этикета, а затем, склонившись к уху, как бы невзначай, обронил:
– В наш дом, в котором вы, моя милая невеста, исполните свой супружеский долг.
– Нахал! – возмутилась я и оттолкнула мужчину, зардевшись всерьез.
Мысли о непотребстве с Роберто волновали, но герцог таких желаний не вызывал, хоть и был хорош собой, очень даже хорош собой, точнее… Я пристально посмотрела на жениха и, сочтя его даже непозволительно привлекательным, недовольно отвернулась. Кажется, мысль о непотребстве с ним уже не кажется столь отвратительной, но недозволительной – совершенно точно. Никакой жалости к врагу. Это телесные слабости! Демоны нижнего мира тоже обольстительны, а красота, как известно, коварна!