Степура сидел и пялил на него свои глаза навыкате. Он не
возражал. Возражать для Степуры было слишком сложно.
— И я больше чем уверен, — закончил Черский, — что этот
разложившийся самодур плевал не только на службу, но и на саму нашу
Партию. Потому что он не только садист, но и раздолбай. Можете быть
уверены, товарищи, — пусть гражданин Степура покажет нам свой
комсомольский билет. Потому что относится к партийной работе точно
так же, как к несению службы. А если я не прав — пусть покажет! Да,
пусть покажет нам свой комсомольский билет! Уверен, там членские
взносы за полгода просрочены, если он вообще его не потерял. Пусть
покажет!
Степура начал лениво рыться по карманам. Потом перестал и просто
сказал:
— Ну забыл. Потом принесу, покажу тебе, мудила!
Но ни на следующее, ни на какое угодно другое собрание Степура
так никакого комсомольского билета предоставить не смог.
Наш герой, что называется, не пожалел минутки для мерзкого
ублюдка. В канцелярии можно было не только добыть кипятильник, но и
узнать, в какой казарме кто дислоцируется. Так что в один удачный
вечерок как раз перед тем собранием Черский пробрался украдкой в
казарме к месту Степуры и попросту похитил комсомольский билет из
тумбочки.
А потом, для верности, разорвал документ и утопил клочки в том
самом отхожем месте, где закончилась его четырехдневная желудочная
эпопея.
Бегали угольно-черные тараканы, жужжали зеленые мухи…
Степура даже сходил в профком, требовал восстановить
комсомольский билет. Там только посмеялись над тупицей, который не
в курсе, что партийные документы не восстанавливаются.
Отправлять его в Союз не стали. Так что выводной не сразу
сообразил, что лишился последней защиты.
Когда на следующий же день он снова попытался закатить кому-то
оплеуху, Черский попросту арестовал его на месте «за проявленную
недисциплинированность». И посадил в ту же камеру.
Арестанты, очевидно, провели со Степурой какую-то воспитательную
работу. Из гауптвахты он переехал прямо в санчасть, а оттуда — в
Союз, по состоянию здоровья.
На гауптвахте вздохнули с облегчением и даже перестали портить
подушки.
* * *
И вот Степура возвращается в его жизнь.
Не к добру, не к добру…
Следующим днем после памятного визита на башню архитектора
Белоконя было воскресенье. Тоже день свободный, тоже выходной.