При этом он, конечно, понимал, что неформалы бывают везде и
даже, возможно, на Белой Горе найдется парочка каких-нибудь
металлистов. Человек стремится к свободе, даже если это просто
свобода от стереотипов или от собственных мозгов. Но их, скорее
всего, очень часто бьют, и вся их верность в субкультуре держится
только на подростковом протесте.
Будь здесь подворотня или арка — эти двое бы все-таки напали. Но
он шел просто к щели между домами, за которой уже виднелся кусочек
улицы Куйбышева. Так что они поколебались — и остались там, где
стояли. Барыга поковылял в их сторону, но остановился на полдороге
и тупо смотрел ему вслед. Почему-то Черский заметил, что ботинки у
барыги летние — легкие, грязные и кое-где порванные.
На улице Черский перевел дыхание. Мимо проезжали машины, по
тротуарам плелись куда-то приземистые старушки. Тем не менее тут
было безопаснее, чем во дворе.
Интересно, зачем они его поджидали? Хотели убить, ограбить или
предупредить? Или просто присматривали, чтобы он не попытался
сделать с барыгой что-то неправильное. К нему часто приходят
клиенты в неадеквате.
Он не знал, но предполагал худшее. И понимал и другое: когда та
черноволосая виолончелистка решит еще раз попробовать, ее тоже ждет
что-то похожее. А может, и что-то похуже.
Но даже если она покупает у более надежного человека — насколько
вообще могут быть надежны люди, в такое замешанные, — то ее может
ждать что угодно.
Не то чтобы так сильно волновала судьба отечественного бега или
игры на виолончели.
Он понимал, что, скорее всего, для него эта затея закончится
плохо.
Но что-то все равно заставляло его в это лезть все глубже и
глубже.
Наверное, тот самый подростковый бунт. Стремление к свободе.
Просто одни ищут его в запрещенных веществах — а он, Черский, ищет
его в деле.
Деле, которое тоже — на грани закона.
* * *
Поездка в автобусе немного его успокоила. Она всегда его
успокаивала, потому что автобус, как река самой жизни, тащил его и
тащил и не спрашивал мнения пассажиров. Не было возможности ни
изменить маршрут, ни ускорить его — но можно было с ним смириться.
И момент смирения очень успокаивал.
На остановке ему вдруг пришла в голову новая фантазия — пойти и
посмотреть на тот самый дом, где, как рассказал Садовский, обитал
тот самый притон.
Он не собирался туда врываться или даже как-то его разоблачать.
Все равно это не интересно читателям.