Тем временем Никита принялся выкладывать на прилавок денежные пачки, перехваченные накрест резинками.
– Ого! – кассирша несколько смягчила тон и ждала, когда же он выложит всё без остатка. – Хорошая выручка, как погляжу.
– Стараюсь, – приободрился от гордости Никита. – Дела идут. Не жалуюсь.
– Мелочёвки, только гляжу, больно много, – не преминула остудить его пыл. – Пересчитывай тут до посинения!
– Ничего не поделаешь, – нашёлся с ответом. – Розница есть розница, да и ассортимент мелочный.
– А ты бы загодя, не дожидаясь конца торгового дня, откладывал купюры покрупнее. Как все.
– Тут уж как придётся.
Кассирша без суеты, взяв в руки очередную пачку денег, снимала резинку, перелистывала купюры и запускала в счётную машинку, затем просвечивала в поисках фальшивых банкнот, кое-какие перепроверяла на ощупь, разглядывала в лупу, опять пересчитывала, перевязывала и откладывала в сторону у него на виду. Счётная машинка то и дело сбоила.
– Влажные, – недовольно проворчала она.
– Ну, соответственно, наверное, вчерашней погоде, – усмехнулся Никита.
– Машинке про погоду не расскажешь.
– Надо спиртиком почаще потчивать.
– Без умников! Сама, небось, разберусь, – обрезала его и уже выговаривает: – На будущее, кстати. Сначала сушите.
Тут не поспоришь, и перечить Никита не посмел. Он лишь спросил в недоумении:
– Как сушить?
– Не знаю. Хоть на батарее.
– Батареи-то отключили!
– Тогда утюгом.
– Лучше на балконе, – хмыкнул, – как бельё на солнышке…
Никита терпеливо, с незлобивой улыбкой на губах сносил обиду, представляя, как и в самом деле на бельевую верёвку прищепит – тысячи денежек полощет на ветру, и все как одна на глазах завидущих… соседей.
– Следующий раз, так и знай, мокрые купюры не приму, – и вдруг смешинка закралась в уголки губ и глаз усталых. Капризная, однако ж. Улыбнулась едва и ворчит уже: – Я вам не нанималась ни мыть, ни сушить. Чисти тут машинку после всяких! Да ещё спиртом.
Никита смирил свой неуместный смешок, решив терпеливо переждать волну раздражения, и помалкивал с нарочито виноватым видом, чтобы только не накликать каких неприятностей на свою грешную голову. Осложнения ему нынче пуще беды какой. Наконец она завершила своё счётное дело и, искоса глаз на него положив, уже буравит пытливым вопросом сквозь прорезь окошечка:
– Сколько здесь?