– Это правда, что ты ничего не помнишь? – девушка не сводила с него испытующего взгляда. – Даже меня?
– А разве я тебя знал… знаю?
Она пробежалась пальцами по губам.
– Вопрос не в этом. Вопрос в том, как хорошо ты меня знал, светолюб? А я тебе никогда этого не скажу.
Клэри и остальные ничего не рассказывали о том времени, когда Саймон был вампиром. Ни о его друзьях, ни о… не совсем друзьях. Может, они не хотели, чтобы он знал о той жизни, когда пил кровь и скрывался от дневного света. Может, его самого это настолько пугало, что он ничего никому не рассказывал.
А может, она просто лжет.
Саймон ненавидел свое незнание. Словно идешь по болоту: каждый следующий шаг, каждый неотвеченный вопрос, каждый привет из прошлого все глубже затягивают в трясину.
– Отпусти меня, светолюб, – прошептала вампирша. – Ты никогда не причинишь вреда тому, кто такой же, как ты.
В «Кодексе» упоминалось, что вампиры умеют зачаровывать своих жертв, и Саймон знал, что должен сопротивляться. Но ее взгляд так… манит. Саймон с ужасом понял, что не в силах отвернуться.
– Я не могу, – с трудом выдавил он. – Ты нарушила Закон. Убила… кого-то. Многих.
– Откуда ты знаешь?
– Мне… – Саймон вдруг остановился, осознав, как глупо сейчас прозвучит ответ: «Мне так сказали».
Но девчонка, похоже, и не нуждалась в словах.
– Ты всегда веришь тому, что тебе скажут, светолюб? Своей головы на плечах нет, что ли?
Саймон крепче сжал рукоятку кинжала. Когда-то он боялся показаться трусом. А еще – боялся брать в руки оружие и сражаться с кем бы то ни было. Но здесь, сейчас, лицом к лицу с настоящим чудовищем, он больше не боялся – он колебался.
Dura lex, sed lex.
А вдруг не все так просто? Вдруг девчонка просто допустила ошибку? Или ошибся кто-то еще? И им всем сообщили неправильную информацию. Может, она и хладнокровный убийца – но кто тогда он такой, чтобы стать ее палачом?
Вампирша скользнула мимо него к двери, и Саймон автоматически, даже не думая, потянулся, чтобы перехватить ее. Кинжал рассек воздух по кривой дуге и едва не отрезал девушке ухо. Та отпрыгнула и затанцевала, уворачиваясь от серебристого лезвия. Пальцы ее скрючились, словно когти. А Саймон впервые почувствовал ясность боя – тот самый прилив адреналина, о котором ему столько говорили. Голова отключилась, перестав мыслить терминами и названиями движений. Он вообще больше ни о чем не думал – просто действовал, блокируя ее выпады и уворачиваясь от атак. Прикидывал, как лучше ударить девушку под колени, чтобы повалить на пол. Кинжал плясал возле бледной кожи, то и дело оставляя на ней кровавые следы, а когда способность мыслить наконец вернулась, Саймон подумал: «Я это делаю. Я сражаюсь. Я побеждаю».