У меня есть «индивидуальный голос»?
– Как хотите.
Я очень устала, и мне хочется есть. Одного батончика мюсли явно недостаточно. В животе снова урчит, сообщая об этом всем окружающим.
– Подожди-ка, а ты что-нибудь вообще ела, кроме этого батончика? – говорит Окли.
Меня охватывает крайнее удивление. Серьезно, именно ему пришло в голову поинтересоваться?
– Ну, я завтракала, конечно, но это было довольно давно.
На его губах появляется легкая улыбка.
– Джим, надо раздобыть еды.
– Да, конечно. – Тот поворачивается к Пейсли. – Принеси нам всего и побольше из кафе напротив.
Появляется возможность выйти на свежий воздух и вырваться отсюда хоть ненадолго.
– Я схожу с ней.
Мне совершенно не хочется оставаться здесь в одиночестве.
– Нет, нам нужно твое присутствие, – говорит Джим.
– Извини, – говорю я своей сестре. Неловко, что ей придется меня обслуживать.
Пейсли смеется:
– Глупенькая, это и есть моя работа! Я скоро вернусь.
Она радостно выскакивает за дверь, а я смотрю ей вслед, жалея, что не могу пойти с ней вместе. На противоположной стороне стола Окли откидывается на спинку кресла и складывает руки на груди с таким видом, словно только что избавил от голода всю планету.
– Ну?
– Что «ну»?
– Ты не собираешься меня поблагодарить?
– За что? Пейсли же пошла за едой.
– Но без меня ее бы туда не отправили.
Я показываю на часы.
– Я сижу в этой переговорке уже пять часов. Даже с заключенными в тюрьме строгого режима лучше обращаются. И если бы не ты, я была бы сейчас на пляже и перечитывала «Рассказ служанки», сытая и довольная. Но, конечно, спасибо тебе за то, что побеспокоил своего менеджера, а он в свою очередь послал мою сестру принести мне еды.
Он не оценил остроумности моего ответа:
– Сейчас слишком холодно, чтобы купаться.
– А я и не говорила, что собираюсь купаться, – говорю я ему тем же тоном, каким разговариваю с братьями, когда они не понимают очевидных вещей.
– Тогда зачем вообще идти на пляж?
Я делаю круглые глаза:
– Как это «зачем идти на пляж»? Потому что это круто!
– Ну, как скажешь, – говорит Окли, но самодовольство, которым он лучился перед этим, немного меркнет – словно мои причины идти на пляж заслуживают если не уважения, то хотя бы интереса. Ну, или, может, ему просто непонятно, почему я предпочла бы оказаться там, а не сидеть здесь, созерцая его священную персону.