– Чем больше народа русского в окопах танк германский гусеницами закопает, тем ему лучше! – не унимался хромой.
Тут черти меня толкнули – и ударил я его со всей дури. В последний момент чуть придержал удар, чтобы не прибить ненароком – рука у меня сильно тяжелая.
Хромой оказался верток и почти успел увернуться – вскользь ему прилетело. Но все равно хватило – отлетел шага на три и плюхнулся на мостовую. Головой трясет, пытается резкость в глазах вернуть.
И тут галдеж, крики:
– Убивают! Милиция!
Ну как обычно в таких случаях – ничего нового.
Шагнул я к поверженному противнику. Самообладание вернулось, и теперь я понимал, что негодяя нужно скрутить и сдать на руки ближайшему милиционеру или военному патрулю.
И тут на меня будто холодом повеяло. Краем глаза засек сбоку движение. Еще не понял, что происходит, но уже резко ступил на шаг вперед.
Почти успел… И тут в боку взорвалась страшная боль.
– Бежим! – послышался мужской голос. – Этого краснопузого я уложил!
Я осел на асфальт, шипя от боли. Хотя в тот момент не в ней было главное. Хуже всего, что я не задержал хромого.
Зазвучал в ушах отчаянный женский крик:
– Зарезали!!!
Подавленное состояние было в камере у всех.
– Выпустят. Мы им понадобимся, – убеждал сам себя Велислав – карманник из Бердичева.
– Ты понадобишься? – усмехался Старый Амадей. – Им не щипачи, а автоматчики нужны.
– Ну, так освою. Автомат не сложнее чужого кармана будет.
– Нет, братцы, – как-то обреченно сказал Курган. – Мы им не нужны. Им нужен их проклятый порядок. И они нас положат…
В подтверждение его слов во дворе послышались крики и прозвучала автоматная очередь.
«Моя пуля… Когда будет моя пуля?» – вращалось в голове Кургана.
Немцы пугали его до дрожи в коленках и пустоты в животе. Страшно было, как никогда ранее. Немецкая жестокая, нечеловеческая система порядка – куда до нее советскому ГУЛАГу, тоже не шибко доброму порой! У немца все механически, а с машиной не договоришься.
– Мои последние дни, – прошептал ему Старый Амадей.
– Да ты чего говоришь-то?!
– Чую, не выкарабкаюсь. Они же сказали – жиды и большевики под откос.
– А кто знает, что ты из евреев?
– Они узнают. Продаст кто-нибудь. Свою жалкую жизнь выкупая.
– Да не бойся. Ты и не такое, наверное, в жизни переживал.
– Переживал и пережил. А тут не переживу. – И старый вор-медвежатник, специалист по сейфам и железным ящикам, как-то внимательно, будто пытаясь просверлить насквозь, посмотрел на Кургана.