Я ставлю малыша на пол, но крепко держу его влажную ладонь в своей руке. Расправляю плечи. Что-то произошло, что-то неуловимо изменилось, отчего этот страшный человек передумал нас убивать и решил сыграть в благородство. Мне бы взять вещи и бежать без оглядки отсюда, но я точно знаю, что моих денег хватит только на три дня жизни в самой захудалой гостинице. И в этом случае я не смогу купить даже воды ребенку, не говоря уже о куске хлеба. Поэтому я расправляю плечи.
— Выделите нам комнату, и мы вас не побеспокоим.
Мужчина хмыкает, смотрит на меня, и я снова начинаю подрагивать от страха – а вдруг он передумает? Но он только качает косматой башкой, удивляясь моей наглости.
—Переночуете на той половине, — он кивает в сторону черного проема двери за мной. — В эту сторону – ни шагу.
Я торопливо облизываю губы и киваю. Согласна на все условия, понимаю, что остаюсь тут на птичьих правах, и лоббировать свои интересы в темноте с человеком, у которого есть оружие, не правильно.
— По последним документам владелец этого сарая - я, — он говорит медленно, размеренно, но довольно хрипло, от чего кажется, что он просто забыл, как правильно проговаривать слова. — Ни в каком суде не докажешь свои права.
Да, я согласна с этим. После той чистки, что устроило правительство, многое сменилось. Кто успел занять чужие владения, зачастую после судов от наследников там и оставались. И еще не известно, как мне будет лучше поступить – жить тут не совсем легально или совсем легально на улице.
— На ночь запирай двери. И не высовывайся из дома при наступлении полной темноты, — предостерегающе тихо говорит он, и у меня от волнения волоски встают дыбом, заставляя кровь бежать быстрее, а сердце – колотиться на пределе возможностей.
— Поняла?
Я усердно киваю головой, но он не смотрит на мою пантомиму. Глядит вниз, на Энка. И морщится при этом так сильно, будто целиком засунул в рот целый, самый кислый лимон…
Подхватываю ребенка на руки, второй хватаюсь за ручки сумки с вещами, шиплю от боли, когда тканевые ручки проезжают по мозолям, раздражая сукровицу.
Я понятливая.
Через мгновение мы с Энком оказываемся в черной большой комнате, заваленной вещами. Я наваливаюсь на дверь и с тягучим скрипом закрываю ее, с радостным изумлением обнаружив тяжелый железный засов. Пусть он заржавел, но все равно после усилия поддается и закрывается, отгораживая нас с сыном от всего мира.