– Я тебя не виню. Ведь мы потомственные. Кому-то с родителем повезло, – как бы невзначай он положил руку на свою обнажённую грудь и почесался. – А кому-то не особо…
Он махнул рукой в сторону Сойки.
– На что ты намекаешь? – девушка покраснела.
– Ты же сама мне рассказывала, что корни деда зовут на большую дорогу. Помнишь? В любви мне призналась, сю-сю, мусю. Говорила, спаси меня, не то я разбойницей стану.
Говорил с противной улыбочкой, глаза внимательно обшаривали лицо девицы. Действуют ли насмешки? Доходят ли до сердца? Кровь так быстро отхлынула от лица Сойки, что Любимка испугался – не сомлела бы девка. Руки её опустились, кинжал выпал из разом ослабевших пальцев.
– Как ты мог… Ведь обещал никому…
Лексий тонко улыбнулся.
– Разве может богатырь разбойнице что-то обещать? Когда с разбойниками дело имеешь, то не обман, а воинская хитрость.
– Так это была… воинская хитрость? – пролепетала Сойка. Такой потерянной Любимка не видел её ни разу в жизни.
Лексий повернулся к остальным тягателям.
– Вы бы её видели. «Я люблю тебя, Алёша! Я вся твоя!»
Он картинно распахнул объятия и вытянул губы трубочкой.
Этого девушка уже не выдержала. Слезы брызнули из её глаз, лицо скривилось. Она прикрылась рукой и бросилась опрометью к дальним деревьям.
У дуба повисла мёртвая тишина.
– Враг покинул поле боя, – улыбнулся Лексий. – Моя победа.
Он триумфально вскинул кулаки.
– Нет! Не твоя! – Любимка яростно ринулся вниз, оступился и кувыркнулся так, что зубы лязгнули. Даже не заметил этого – подскочил к Лексию и закричал: – Это было подло и недостойно!
– Зато действенно, – Лексий пожал плечами и подобрал разорванную рубаху. – А какой крутой себя кажет. Кто бы мог подумать, что окажется такой, ха, ранимой.
– А вы должны были остановить бой! – накинулся отрок на наставника.
– Любим, Лексий прав, – сказал Стоян. – В настоящем бою враг может применить любые ухищрения, мы все должны быть готовы.
– Сойка нам не враг! – закричал Любимка, почти плача.
Благородные все как один лыбились, Болтя клацал зубами, явно довольный. Конопат, как всегда, ничего не понимал, Клоп татакал с Несмеяной, девушке как будто неинтересно происходящее. Шестерён и Неждан глядят на Лексия понимающе. Разве что Настенька вздыхает сочувственно.
Любимка затараторил, пытаясь донести до них то, что настойчиво стучало в душе: