Мужик вошел во вкус.
– Ах, ты сука!
Любка свободной ногой треснула ему в рожу, он откинулся назад, отпустив, наконец, ее ногу, и грохнулся с лесенки.
Ворчливо матерясь, она стала спускаться с лесенки. «Отчим», который уже успел вскочить на ноги, смачно шлепнул ее по заднице. Она не отреагировала.
Сергей смотрел на это молча, тая неприязнь в себе, никак не показывая, зная свое место, осознавая свою никчемность, которую мать ему внушила еще в детстве.
Она сунула ноги в драные шлепки, один из которых был зашит с помощью бечёвки. Прошлепала мимо Сергея, не взглянув, села за стол, взяла сигарету из пачки, и, чиркнув старинным огнивом, прикурила, щурясь на дым.
– Ну что, мы, наконец, получили явление Христа народу? – все-таки удостоила она его приветствием.
В детстве у него были какие-то совершенно иные ассоциации с этой фразой. Но в Москве он сходил на экскурсию в Третьяковку, где подробно рассказывали о картине. И теперь эта фраза звучала не так обидно. Даже совсем не обидно. А скорее как-то нелепо. Вряд ли его мать видела хотя бы репродукцию той картины.
Мужик уселся на второй табурет. Сергей остался стоять, так как сесть было некуда. Он прислонился к когда-то бывшей белой печке.
Мать тут же протянула вперед руку с сигаретой.
– Ну, куда ты прислоняешься, идиот несчастный?! Щас же весь рукав белый будет. Совсем отвык в городе что ли?
Сергей поспешно отошел от печки и отряхнул рукав, который действительно немного испачкался в мелу.
– Представляешь, по чердаку шарился, – то ли наябедничал, то ли просто поделился мужик с Любкой.
– Это зачем это? – она как-то испуганно посмотрела на сына.
– Ну, хотел посмотреть, в порядке ли этот гроб. Вы же еще спали, – начал оправдываться Сергей.
– Какой гроб? – мать еще сильнее испугалась.
Сергей сглотнул.
– А, ну да. Еще не проснулась, – мать тоскливо вздохнула. – Да, вот так. Живет человек, и нету.
– Все там будем, – подхватил новый «отчим».
«Ты в первую очередь», – Сергей мрачно посмотрел на него исподлобья.
– А ты его достал? – спросила мать.
– Н-нет. Не успел, – Сергей начал общипывать заусенцы у себя на пальцах.
– Ну, так достань. Надо отнести его. А то вон мечутся, ищут. Конечно, послать бы их, по-хорошему, надо. Тамарка-то эта сквалыгой той еще была. Я, надысь, у нее полтинник просила, так не дала. Но да ладно. Мертвых что уж попрекать. Зла не держу я.