Мари Доминги прекрасно понимала, что обычный, не посвященный во все тонкости, доктор здесь ничем помочь не сможет. Раньше в подобных ситуациях обращались к Верховной ведьме, но сейчас, по вполне понятным причинам, это было совершенно неосуществимо. Была еще, правда, дальняя родственница Оленцеро, очень уважаемая престарелая целительница, но жила она далековато и вряд ли можно было всерьез рассчитывать на ее быструю помощь. Оставалось надеяться на себя. Мари Доминги велела Оленцеро перенести тела в спальню и уложить на одну кровать, затем укрыла Йона и Катталин одним одеялом, и соединила их руки. На мгновение ей показалось, что что-то изменилось, она пристально всматривалась в бледные неподвижные лица. Но нет, все было по-прежнему. Она поцеловала их холодные лбы и быстро вышла из комнаты – впереди оставалось еще много дел.
Для начала надо было позаботиться о Пинчо. Отважный пес лишь тихонько скулил, пока его ожоги смазывали из все той же остро пахнущей коробочки, и благодарно лизал руки своих хозяев. Вскоре раны были обработаны, и Пинчо был уложен на мягкую чистую подстилку отдыхать и набираться сил.
Теперь пора было оценить ущерб, нанесенный хозяйству, собрать разбежавшуюся скотину, залить водой продолжавшие дымится остатки амбара… В ближайшее время хозяевам явно было не до скуки.
Так прошло несколько дней, жизнь Оленцеро и Мари постепенно возвращалась в привычную колею – хозяйство было большое и требовало постоянного внимания. И только в дальней спальне направо по коридору не происходило никаких изменений.
Катталин старалась не смотреть по сторонам – так это было страшно. Вокруг было совершенно темно и совершенно пусто, лишь тускло светящаяся тропинка, причудливо петляя, уходила вдаль. Девушка шла все вперед и вперед, точнее не шла, а продвигалась, так как ног у нее больше не было. Что-то гнало ее, и она не могла остановиться. Когда Катталин пыталась оглянуться, ей мстилось, что там далеко-далеко осталось что-то родное, до боли знакомое и важное, но что, она совершенно не могла вспомнить. Оставалось только двигаться вперед, все быстрее и быстрее. Светящаяся тропинка между тем становилась все уже и уже, ее бледное мерцание постепенно угасало. Катталин внезапно поняла, что вместе с этой полоской призрачного света скоро погаснет и она сама. Она хотела замахать руками, закричать, хоть как-то затормозить свое продвижение в ничто, но рук не оказалось на месте, от нее совсем уже почти ничего не осталось. Кричать тоже было нечем.