– Зинка, ну, ты… ты чего стоишь-то, – Дарья слегка дотронулась до соседки.
Она сразу поняла, что случилось, и уже была готова начать причитать.
– Кузьмича-то куда положить? – обратившись к Апраксиной, спросил тот же голос.
– Тут его пока на сундук привалите, – проговорила Дарья.
Мужики как-то неловко перевалили закоченевшее тело на стоявший в углу коридора сундук, и попятились к двери.
– Где… он был? – обращаясь к собиравшимся было уходить мужикам, тихо спросила Зинаида.
Ей показалось, что ее не услышали, и она срываясь на крик снова спросила:
– Нашли-то его где?
Второй, что был помоложе и покрепче, нахлобучивая на голову собачью шапку, спокойно, даже с некоторым безразличием к происходящему, проговорил:
– Да, где как не в сугробе. Рядом тут, у водокачки. Я-то знаю Петруху, вернее, знал Петра Кузьмича, – поправился он. – Частенько он в пивную к нам захаживал.
И стянув только что одетую шапку, немного помолчав, добавил:
– Мороз. Жмет нынче, не дай Бог! Видать домой пьяный шел, да и не дошел… А мы с Михеем пошли седни сена коням подать, а он как будто только и присел в сугробчик. Ну, тот, что Проня у парадного нарыл.
Сказав, он снова замолчал. Потом словно спохватившись, добавил:
– Вот такие дела нынче. Уж скоко народу сейгот померзло. Дедко сказывал, что не бывало такого морозу еще у нас. Видать крепко Бога прогневали, раз такое испытание нам послал.
Он повернулся, слегка подталкивая к выходу напарника.
– Пойдем мы что ли, – словно оправдываясь, проговорил уже Михеич и распахнул дверь.
Серафима плохо помнила, как хоронили отца. От тех событий в ее памяти лишь отчетливо остались причитания матери, да бородатое лицо какого-то мужика на кладбище, то и дело повторявшего: «Не дай Бог в такой мороз помереть – могилу не выкопать…». Мужчина стоял один у соседней могилы, склонив голову и время от времени смахивал замерзающие на ресницах слезы. Мороз в тот день, хотя немного и отступил, но всё одно было холодно. А потому в день похорон на кладбище, кроме их с матерью да соседки Дарьи из близких никого больше не было. Да и Фиму Зинаида поначалу брать не хотела. Но оставлять ее одну дома не решилась. Со смертью мужа появилось какое-то внутреннее беспокойство и боязнь за дочь. Она даже ночью несколько раз просыпалась и проверяла, спит ли рядом Серафима – её Фима, как она ее называла.