Стёкол глухооконных витрин, равнодушно рисующих небо.
И кого в нём увидеть хотеть, чтоб прямо спросить про Предел,
Отделяющий эту вот быль от другой, что для всех будет —
небыль?
И кого ещё жаждать – захлёбываясь, как от любви —
Чтобы вновь рассказать задымлённые смыслами строчки?
И – с улыбкой отчаянья – ртом, будто – капли, ловить
Эти сладостно-горькие буквы в помятых почтовых квиточках,
От которых, поверьте, ничто, кроме штампов и букв,
Ничего, кроме как вспоминаний – в размытом чернильном
тумане,
Не осталось совсем. Но вот только – покажется вдруг —
Что последняя эта посылка ещё не отправлена – Маме…
Что – как в детстве – вдруг вспомнишь, что есть кроме
Жизни – и Смерть.
Не поверив, что есть. Семилетние в это не верят…
Но – проснуться от всхлипа. И рот зажимаешь – чтоб
не посметь
Застонать от одной только мысли, что Жизнь – это тоже
потери…
Ведь отец – не вернётся с больничной кровати своей,
Раздирая пространство – как простынь – рукою, пока ещё
сильной;
И не крикнет оттуда. Не шепнёт… Только клёкот тупых
голубей,
Что давно весь асфальт под окном не спеша превращают
в красильню…
И слова уже будут – пустыми. И будут – не те.
Как торты все – не то, когда хочется чёрного хлеба.
Ибо горе – безмерно. И сам я повис в пустоте
Стёкол глухооконных витрин, равнодушно рисующих небо…