В личной жизни не ладилось. Первая любовь остался в большом городе работать. Поначалу они ездили друг к другу, а потом у него появилась девушка, у нее здесь молодой человек. Так и расстались, до конца даже не осознав зачем завели себе «любовей» на стороне. Ее новая «любовь» закончилась где-то через пару недель и больше ни к кому до сих пор не вспыхнула. Вера часто его, первого, сейчас вспоминала, но никогда не искала встреч, хотя знала где тот работает, и сама по работе бывала в тех местах в областном городе. Один раз встретились лет пять назад. Такой же – статный, стройный, в красивом дорогом костюме и модных очках. Чуть поседел, но глаза! Вера тогда ринулась суматошно в сторону – лишь бы не заметил, не узнал. Она– грузная, оплывшая, обабившаяся – пусть лучше вспоминает ее красоткой, тонкой и звонкой! Повернулась в нему спиной, стала рыться в сумочке, да сумочка возьми и вывались из рук, из нее (естественно) первыми вынырнула пачка прокладок, потом шоколадка и фляжечка маленькая с коньячком. Ну! И голос знакомый, часто вспоминаемый темными одинокими ночами : «Вера, ты?».
Не убежишь же, все же и работа у нее серьезная, и он такой уже весь из себя политический деятель, не дети. Но еще чуть– чуть, и разревелась бы она от досады на себя, как девченка, сбросила бы туфли свои неудобные и бегом – на набережную, тут неподалеку, где с ним раньше гуляли влюбленные друг в друга и в свою будущую жизнь.
Подняла вещи Вера Аркадьевна тогда, положила в сумочку, выпрямилась, откинула волосы назад, приняла «лицо для клиента», как она это называла и по-деловому поздоровалась:
– Здравствуй, Павел, не ожидала тебя здесь увидеть.
И, торопясь, как бы он чего спрашивать не начал, или может наоборот о себе рассказывать, она быстро вежливо попрощалась и пошла к лифту. Закончив рабочие дела, пообедав в местном кафе, все еще сильно взволнованная встречей, она вышла из здания.
–Верка, иди сюда, – опять он. Стоит в стороне, курит, смотрит исподлобья. И челка, пусть с проседью, на глаза.
Подошла. Достала свои сигареты.
– Давно куришь?
– Давно, лет пять, наверное.
– А ведь какой противницей была, никогда говорила не закуришь. Да и пить говорила не станешь.
– Да, Павлик, жизнь такая. Работа. Дом.
– Семья? – продолжил он.
– Нет семьи. А ты?
– Есть. Жена, тройнята.