3.
Кухня была тем местом, которое он драил с особой тщательностью, залезая под столы, раздвигая табуреты и покрывая кафельные стены тоннами несмываемой чистящей пены. Он начинал расхаживать между залом и огромным гастрономическим пространством, отрываясь от танцующих фигур по MTV на экране встроенного в стену домашнего кинотеатра и возвращаясь к недотертому обеденному столу из модного итальянского гарнитура SCAVOLINI. Разделочная панель, причудливо изгибаясь, следовала от стены на самую середину кухни, отгораживая таким образом половину помещения под столовую. Даже расцветка пола рабочей зоны резко отличалась от обеденной. Вся мебель и утварь были зеленого цвета – все от пластиковых стаканов для сока и высоких сидений до поверхности жарочного шкафа и стеновых панелей. И пахло от этого цвета детством, шумным семейством, но пир он устраивал всегда в одиночку, теряясь по утрам где-нибудь у окна со спагетти и кетчупом.
В зале было практично и строго, как в рекреации офисного центра: огромный диван из красной кожи и телевизор на полстены. От обилия пустого пространства часто позванивало внутри к танцам, но каждый раз хладнокровно давил Немеркнущий старую память своего тела и продолжал мерить квартиру неспортивными шагами, бесконечно затирая шваброй свои грязные следы со светлого линолеума в коридоре…
4.
Час спустя Трой уже вошел в подъезд и забарабанил в новую металлическую дверь, обитую рейкой, отчего она, неплотно примыкающая к стене, загремела засовом.
– Да, – сказал он оценивающе, – а я еще мудрствовал, как это вы при двойной двери продолжаете жить без звонка.
– Когда она вот так трясется, всякий раз кажется, что ее пытаются высадить, – ответил Артем, отступая на шаг и пряча глаза. И вдруг со злобной кривой улыбкой, несвойственной самому себе, указал направление в маленькую комнату:
– Проходи, смотри… Теперь у меня есть свой угол…
Они застыли на пороге, впервые продолжительно глядя друг на друга.
– Умерла прабабушка? – тихо спросил Трой.
– Да, тяжело и безобразно. Я один тут был… С ней. Зашел, чтобы новые часы взять и показать отцу… И видел последний вздох… Это хрип был…
На том месте у стены, где раньше стояла пружинная кровать со стальными решетчатыми спинками, теперь красовалась низкая тахта из зала.
– Они мне ее переставили, а туда отец купил какую-то противную мягкую мебель. Какую-то полосатую – в глазах рябит. И диван раскладывается пружинным блоком, из него бесконечно лохмотья и тряпки торчат… Мне мама обещала детский диванчик купить, а я здесь все равно спать не буду, никогда в жизни! Все равно буду в спальне!