Игорю было 14 лет, когда отец отправил его в ихтиологическую экспедицию по Днепру. Игорь вернулся чёрный от загара и, лёжа на ковре в кабинете отца, писал свою первую научную работу.
Часто дома или на природе отец обнимал меня за плечи и мы ходили с ним по его кабинету или по полевым дорогам, и он рассказывал мне о своих работах, о планах дальнейших исследований или статей. Я была старше братьев и получалось так, что я чаще других была вместе с отцом, а может, так было и задумано, тем более, что я была биологом, а Кирилл физиком, Игорь же яростным дрозофилистом: и летом, и зимой сидел в лаборатории, считая мух. Я же бывала на практике и несколько раз вместе с отцом. Я очень любила такие наши прогулки-беседы».
Николай Владимирович Тимофеев-Ресовский, биолог, генетик:
«Если бы я писал научно-популярную книгу, я бы прежде всего воспел дрозофилу – сочинил бы нечто вроде оды этому насекомому, верному помощнику тысяч генетиков, начиная с 1909 года. Оду за её откровенность. Или за её болтливость. Болтливый объект, который хорош тем, что он плохо хранит тайны природы… Невежды любят говорить о том, что дрозофила не имеет хозяйственного значения. Но никто и не пытается вывести породу жирномолочных дрозофил. Они нужны, чтобы изучать законы наследственности. Законы эти одинаковы для мухи и для слона. На слонах получите тот же результат. Только поколение мух растёт за две недели. Вместо того, чтобы из мухи делать слона, мы из слона делаем муху!»
Из Записок Ирины Борисовны
«В 1929-1930-х годах началась «чистка» аппарата всех учреждений, особенно она коснулась интеллигенции. В ССУ были «вычищены», а потом арестованы отец и все начальники отделов, все ведущие работники: Соляков, Лебов, Грюнер, Нестеров, Федоров и др. Просидели они 9 месяцев и были освобождены после голодовки протеста, организатором которой был, видимо, отец. Когда отец вернулся из тюрьмы и вечером лёг на кровать, я увидела, что у него нет живота. Вместо живота была яма, провал.
В 1931 году началась коллективизация. По улицам ходили толпы голодных, с едой было очень плохо, в Киеве ещё что-то было, а в деревнях люди умирали от голода».
Игорь Борисович Паншин:
– После той первой отсидки отец короткое время проработал в Харькове, Наркомземе. Потом опять вернулся в Киев, в сортоводносеменное управление, руководил по существу всей селекционной работой на Украине, целой сетью семенных станций. В 30-м году последовал его второй арест. Это было время широкой облавы на «вредителей»: процесс Промпартии, Кондратьев, Чаянов… На этот раз отец просидел семь месяцев и тоже вышел на свободу после недельной голодовки.